Предназначенный для уроков танцев и этикета, он также служил удобным переходом между разными корпусами. Неожиданно пышный и заполненный золотым убранством, Форванский зал напоминал мне свою версальскую тезку с Земли. Ту знаменитую галерею во французском дворцовом комплексе, где был подписан мирный договор, положивший конец Второй мировой войне…

Однако магический зал был мрачнее.

Здесь отсутствовали арочные окна: свет проникал только сквозь узкие щели под потолком, а сами зеркала располагались по обе стороны галереи, заполняя ее целиком. Высокие, мощные, настоящие атланты, подпирающие потолок, в обычные дни они бесконечно отражали друга друга и тренирующихся студентов.

Но сегодня весь зал стал огромным телеэкраном.

Наши стражники переглянулись и, придя к молчаливому соглашению о благе халатности, притормозили. Им было интересно посмотреть, что происходит в спальне.

— Ммммм! — вновь попробовал привлечь внимание Артур и вновь получил оплеуху железной перчаткой…

Покои дракона показывали аж в тридцати версиях. Каждое огромное зеркало было как отдельный повторяющийся монитор — в лучших традициях поп-арта вообще и работ Энди Уорхола в частности.

Прошло минут пятнадцать с момента нашего плетения, и Ойгонхарт уже не бился в конвульсиях.

Дракон лежал смирно, постепенно розовея, люди вокруг него расслабились, думая, что все кончилось… Аманда сидела подле ног Ойгонхарта с лицом святоши, и что-то втирала журналистам. Те на все лады комментировали обстановку: сходились в том, что им очень повезло «остановить злоумышленников», потому что договор договором, а внезапно прорванная ткань бытия внесет страшную сумятицу в мир Гало. Ведь измерение Тварей тоже должно как следует подготовить своих жителей, на пальцах объяснив им, кого теперь можно, а кого нельзя пожирать…

И вдруг Ойгонхарт на экране распахнул глаза.

— Вы очнулись, мастер! — с интонациями дешевой провинциальной актрисы заумилялась Аманда. — Ах, из-за яда вы не вспомните последние дни, но знайте — теперь все хоро…

…«Шо» она уже не сказала.

Потому что зрачки дракона вспыхнули нестерпимо-алым, он резко сел и, по-звериному зарычав, жестко схватил Аманду рукой за горло. Девушка захлебнулась. Журналисты испуганно умолкли и дружно качнулись назад.

Тихо, гневно рокоча, Ойгонхарт встал на ноги, не отпуская горло Аманды. Лицо мастера-дракона отчетливо горело безумием. Чешуя стала покрывать бледную кожу, зубы начали заостряться, рост увеличивался, на спине набухли бугры — будущие крылья…

— Мастер… — хрипела Дэ Басковиц, суча в воздухе ногами. — Вы…чего…это…?

— Р-р-р-р-р-р-р. Я-р-р-р-рость-т-т-т-т-ь.

В покоях вдруг резко стало темнеть. Заискрились лампы на стенах, даже сквозь зеркало стал слышен тихий звон — знак высокого маг-напряжения. Журналисты замерли, ошарашенные, не понимая, что делать. Аманда поскуливала, серея и краснея в хватке обезумевшего дракона.

— И вот у нас снова сенсация!!! — вдруг придурошным и азартным голосом завопил какой-то очнувшийся корреспондент. Он сунул лицо прямо в кадр, искаженное и некрасивое — так бывает, когда по ошибке откроешь фронтальную камеру в телефоне.

— Дракон не оценил своего спасения! — вдохновенно завыл журналюга.

И это было его последней новостью.

Во всяком случае, на сегодняшний день.

Потому что Ойгонхарт, павший жертвой лекарственной несовместимости, окончательно рассвирепел из-за такой инфосводки. Никогда папарацци еще не подвергались подобному отпору.

Отшвырнув Аманду как куклу куда-то вбок, Ойгонхарт с утробным воем крутанулся на пятках. Смена ипостаси, до того постепенная, завершилась в одно мгновение.