но и сквозь дрему слышал, как Адам объяснял Месропу,  в  какую  клешню  он

попал, а потом возник еще один голос - Виктор приоткрыл глаза и  обнаружил

в комнате очкастого Широкоплечего. Широкоплечий говорил что-то о  долге  и

чести. Виктор понял, что это и есть главный профессионал, и заснул.

     - Давайте перейдем в соседнюю комнату, - тихо сказал Широкоплечий,  -

молодой человек спит.

     Месроп и Адам глянули на Виктора, поднялись, при этом Адам  опрокинул

свой бокал, виновато улыбнулся, и они вышли.

     В соседней комнате Широкоплечий сказал, что все, о чем договорились с

Адамом, остается в силе, мало того, он лично обещает поддержку. И ушел  на

кухню.

     - Негодяй, - прошипел ему вслед Адам, - все они негодяи. И  мы  тоже,

потому что работаем на негодяев.

     Он сел на диван и подогнул под себя ноги. Раскачиваясь из  стороны  в

сторону, совершенно пьяными глазами таращился на Месропа,  потом  икнул  и

повалился набок.

     Месроп никак не мог вспомнить его фамилию, да и  звали  раньше  Адама

иначе. Веселый крупный мужчина, полбутылки коньяку для  него  что  глоток.

Ослаб, годы...

     Он с отвращением понюхал пиво и бросил  банку  под  диван.  Отхлебнул

коньяк прямо из горлышка. Адам открыл один глаз и томным голосом сказал:

     - Совсем другое дело, не правда ли? Я же помню, что в Лозанне  ты  от

пива бегал, как черт от ладана.

     Со стоном оторвав свое тело от дивана,  он  сел,  озабоченно  пощупал

живот и со вздохом сообщил:

     - Мне вообще нельзя пить, но как  же  не  пить,  когда  все  летит  к

дьяволу! Одно хорошо - минут пять полежу, сразу  как  огурчик...  Да?  Или

огурец?

     Месроп пожал плечами.

     - Понимаю вас, - продолжал Адам, - ученый в  роли  шпиона  -  зрелище

недостойное. Но вы тоже не на диспут приехали. Не терпится запустить  руки

в секреты этих психопатов. Но! Вы работаете на вашу креатуру, а я даже  не

знаю, кто мой работодатель. Что вы на меня так смотрите? Если вашу жену  и

дочь выкрадут и спрячут, что вы будете делать? Вот я и прыгаю  здесь,  как

блоха на барабане.

     Сочувственно вздохнув, Месроп спросил, сколько лет дочке. И  в  ответ

услышал длинную тираду о том, что современные  девицы,  если  не  успевают

удрать из дома в шестнадцать лет, то становятся  источником  неприятностей

еще на такой же срок, пока в них ферменты не перебродят. Тем не  менее  он

очень любит свою дочь и  ему  безумно  жаль,  что  она  попала  в  жернова

заговора.

     - Старый мир обращается в ничто, - провозгласил он, подняв палец, - а

новый мир создают, увы, мерзавцы.

     Не услышав ни  возражения,  ни  согласия,  он  вдруг  разгорячился  и

принялся объяснять Месропу и возникшему на шум Широкоплечему,  почему  все

великие люди неизбежно преступники, даже лучшие  из  них.  В  силу  своего

величия они же великие нарушители этики своей  эпохи,  и  поэтому  создают

свою  мораль,  свою  этику.