от неприятностей. Но саратовские похождения изменили его.  Вот  говорил  с

Дьяконом, и не было в нем готовности в любой момент встать и  раствориться

в душной московской ночи. Он даже испытал мгновенный соблазн рассказать  о

подвигах дружины, о Сармате, но передумал. Насильно гонца  не  держат:  не

хочешь или не можешь, предупреди диспетчера, что сошел,  и  привет.  Никто

кислого слова не скажет. Да и не собирается он сходить. Там,  в  Саратове,

просто отодвинул на третий, четвертый план, но сейчас вдруг высоко  запели

трубы, захотелось взять новую ходку  и  -  вперед,  напролом  и  в  обход,

превращая каждый километр в победу тела и духа.

     Потом он вспомнил Месропа и улыбнулся в темноте. Они уже подходили  к

харчевне, и Виктор сказал, что у него здесь встреча.  Дьякон  склонился  к

низкому, почти у самого асфальта, окну и озабоченно сказал:

     - Тут опять месиловка!

     В окне метались тени, а потом цветное непрозрачное стекло треснуло.

     Виктор ругнул себя за то, что не взял оружия. С патрульными, конечно,

шутки плохи, но без хорошего ствола или  найфа  в  городе  делать  нечего.

Месропа, наверно, сейчас в капусту шинкуют...

     Он распахнул ногой дверь,  пригнулся.  Над  головой  пролетело  нечто

тяжелое, деревянное и ударило Дьякона по колену.

     - У-е! - взревел Дьякон.

     В следующий миг Виктора внесло в харчевню, а  Дьякон,  ворвавшись  за

ним, вскочил на стол и страшным голосом возопил:

     - Ноги поотрываю, протобестии!

     Хозяин был привязан к стойке вниз головой, с порезов на руках стекала

кровь, и бледное безжизненное лицо почти касалось черной лужи.

     Месропа подвесили за ноги к колесу, висевшему  на  ржавых  цепях  под

потолком. Судя по брани, которую он изрыгал, лупилы  еще  не  начали  свой

страшный хоровод.  Дюжина  полуголых,  тяжело  дышавших  мужчин  и  женщин

щетинились на Виктора и Дьякона длинными тесаками.

     Они зашипели, заскрежетали зубами и  стали  медленно  окружать.  Один

бросился на Виктора, но, получив ногой в живот, отлетел в угол и заскулил.

Стая завыла жуткими голосами, Виктор понял, что сейчас все сразу кинутся -

конец, не отбиться, даже если выхватит у кого лезвие.

     - Вот вы как, - снова закричал Дьякон, - без покаяния сдохнете, сучьи

потроха!

     На миг лупилы замерли и повернули головы к Дьякону. Виктор  ухватился

за ножку стула, но тут Дьякон вдруг сорвал с цепи  крест  и  тот  распался

веером на десяток тонких вертушек. Когда первая вертушка врезалась в горло

вожаку, последняя уже была в  воздухе,  и  толстощекая  бабища  не  успела

поднять тесак, как ей снесло два пальца.

     Добить уцелевших было делом минуты. А потом подвешенный Месроп  начал

блевать с высоты.

     - Ужасно, - сказал он, отдышавшись,  после  того  как  его  осторожно

сняли, - конечно, это бойня, но и они не люди... Волки!

     - Лупилы, - сказал, как плюнул, Дьякон,  обтер  вертушки,  собрал  их

вместе и повесил на цепь.