Затем восстановился день, ясное небо, улица и размеры предметов. Петренко обнаружил, что сидит на тротуаре, упираясь спиной в шестигранный бетонный столб - и что он совершенно голый. Только часы с надписью "За безупречную службу в органах..." на металлическом браслете болтались на правом запястьи. Ни трусов, ни носков - ничего. И блокнота с кредитками, что был в кармане брюк, не стало - как и брюк. Ухх-х!.. Вот это да... что же это такое?

    Обнаружил свою наготу не только он, но и прохожие. Две женщины со словами "Ничего себе!" - отпрянули в сторону. С противоположной стороны улицы глазели, указывали на него скопившиеся у перехода в ожидании зеленого света люди. Кто-то загоготал, кто-то свистнул.

    Ивану Игнатьичу не оставалось ничего более как, прикрывшись ладонью, бегом пересечь улицу и по ступеням ринуться в высокие двери того здания, в которое он и стремился. Дежурный вскочил ошеломленно:

    - Эй, дядя, ты куда, здесь не баня!

    Петренко узнал его, назвал по фамилии, по имени, назвался сам. Тот присмотрелся:

    - Иван!.. Что такое?

    - Та... пьяные хулиганы на аллее раздели.

    - Среди дня! На Аллее Героев?!.. Погоди.

    Дежурный тотчас связался с райотделом милиции, сообщил. Те сразу выслали наряд - прочесать окрестность, искать пьяных хулиганов с чужой одеждой. Положил трубку, посмотрел:

    - А усы твои, волосы где? Я ж тебя еле признал.

    Петренко провел ладонями по лицу: нет усов. По голове: ни волосинки... Вот теперь ему стало страшно до озноба.

    - Та... сбрил. От перхоти. Пусть новые растут... Слушай, дай мне что-то надеть.

    - Иди вон туда. Сейчас поищу. - Указал ему на каптерку под лестницей.

    .............................

    - Ну вот, Людмила Сергеевна, теперь вы наша.

    - Я и до этого была ваша... - сухо сказала Малюта, укладывая в сумку "видеокамеру"; лицо у нее было напряженное, губы кривились. Все-таки увидеть, как от твоих действий, наводки, прицеливания и нажатия кнопок рослый одетый мужик с усами и шевелюрой (чем-то ей, холостячке, и симпатичный) враз превратился в мечущуюся по людной улице нагую "саламандру", не слишком приятно; испытание для нервов немалое. Даже стало жаль Петренко.

    И не вразумить его было нельзя; все правильно.

    - Теперь можем спокойно отправляться на базар и по магазинам, - Аля развернула коляску со спящими близнятами. - Тратить деньги. Люблю тратить деньги - когда они есть... Не так и часто это бывает!

    - Как думаешь, он там не расколется? - Люся Малюта указала в сторону здания СБ.

    - Не расскажет, хотела ты сказать, - с некоторым упреком поправила ее Аля. - Мы же условились... Уверена, что нет. Во-первых, он ничего не сможет показать. Улики-кредиточки тю-тю, в пыль и прах. Во-вторых, ничего не сможет объяснить. И в-третьих, сейчас ему очень страшно.

    .............................

    Так и было. Даже когда кое-как вскладчину одетого Ивана Игнатьича препроводили к начальству, а то стало выспрашивать, что нового "хе-хе, под куполом Шара", комендант - впервые - никакой информации не дал. Сказал, что работа НИИ после Шаротряса парализована и, похоже, надолго, денег нет, платить нечем.

    Петренко в "бобике" доставили домой.