— После войны не приходилось слышать о нем?

— Нет. Положение его, как бы это выразиться, было щекотливым. С одной стороны, как будто помогал жертвам, спасал. С другой — наживался на чужом горе. — Русин снова закурил. — Рисковал? Но ведь из-за денег. И в Освенцим чуть не попал — видимо, что-то не поделили. Но выкрутился. За чей счет, правда…

— Во время взрыва он находился в замке?

— Не помню.

— Вроде контрабандиста, — сказал Молнар. Это были его первые слова. — Думаете, ему удалось спастись?

— Я никого не встречал из тех, кто был со мною в теплушке. Если жив, бояться ему, в сущности, здесь некого.

Оставался невыясненным, по крайней мере, один важный вопрос.

— Кто мог бы опознать его? — спросил Ненюков.

Русин не спешил с ответом.

Наконец он кивнул.

— Бржзовска. Он взялся спасти ее сына, но по дороге мальчика будто бы опознали. Тогда Теодор бросил его, если не хуже…

— Бржзовска? — переспросил Молнар.

— Мария.

— Что вы знаете о ней?

— Несколько лет назад она жила в Минске.

— А ее сын? Он жив?

Русин вздохнул:

— С детьми не церемонились.

Молнар снял телефонную трубку, набрал номер.

— Сервус! Минск… Да, срочно. — На междугородной его сразу узнали.

— После войны кто-то сказал мне, — Русин помолчал, его веснушчатое лицо было спокойно, — что об аресте Теодора в сорок четвертом году сообщала «Неделя» или «Русское слово».

Обитатели гостиницы и персонал наблюдали за приготовлениями к съемке с верхнего этажа. Отсюда был виден весь парк — съемочная группа, окруженная серовато-зеленым кольцом форменных шинелей, и полевые кухни жандармов, и сторожевые собаки, и те, кому предстояло сыграть узников.

Работники выставки говорили обо всем, хотя по-прежнему четко прослеживались две темы — уголовного розыска и кинематографа.

Маленький старичок администратор снова повторил суть своей теории, по которой мелкие и неудачливые мошенники, из «интеллектуалов», якобы всегда следуют по пятам более крупных и хищных, чтобы урвать кусок с их стола.

Слушали его невнимательно.

— Милиции обнаружить их трудно — вот главное! Совсем не обращают внимание на себя.

— Главный рвет и мечет! — Мацура был в курсе студийных новостей. — Съемочный план горит!

— Подкачала погода…

Кремер незаметно спустился вниз. В руке его был портфель — он шел за иконой.

— О билетах можно не беспокоиться? — Мацура обращался к Поздновой.

— Мы уезжаем завтра, — отношения их понемногу налаживались. — Рейс и места я скажу позже.

— А как вы? — спросил Мацура у Кремера.

— С вами.

— Чудесно.

Несколько белых ракет прорезало небо, в парке раздались звуки марша. На лестнице Кремер слышал голос Мацуры:

— Съемка откладывается. Вообще-то с самого начала надежды были на завтрашний день.

За конторкой администратора сидел Буторин, его ноги торчали из-под конторки.

— Как вам на новом месте? — поинтересовался Кремер.

Кроме них, никого в вестибюле не было.

— В жизни не встречал хозяйства запущеннее! — Буторин поднял полузакрытые глаза.