И в следующий раз, когда священник посмотрел на нее – добрыми, настолько добрыми глазами, что невозможно было представить себе, что этот человек кого‑нибудь убил или мог убить, – она кивнула в сторону палатки:

– А что, ей не нужно завтракать?

Священник, улыбнувшись, отхлебнул из чашки.

– Сейчас у нее время сна.

– А вы не спите одновременно?

– В пути не спим. Таким образом один из нас всегда остается на страже на случай какой‑нибудь неприятности. Так что она позавтракает позже.

– А почему вы не спите по ночам? – До недавних пор она имела о смене дня и ночи лишь самое туманное представление: дома в ее покоях лампы могли зажечь в любое время суток, и ночь сама по себе означала лишь большую вероятность того, что отец окажется дома. Но теперь она уже познакомилась с днем, и с ночью, и с сумерками, и они как‑то упорядочились у нее в разуме. – Разные люди не спят по ночам?

Священник замешкался с ответом. Всего на мгновение – но ей хватило этого, чтобы расслышать в его уверенном голосе несколько беспокойные нотки:

– Большинство людей спит. Так оно, конечно, проще. Но Таррант… ему вреден солнечный свет. Поэтому мы путешествуем по ночам.

И вновь в душе у нее завязался холодный и страшный узелок. На мгновение она даже потеряла дар речи.

– Йенсени?

– Они тоже такие, – прошептала она. – Ракхи. Они могут по необходимости выходить на солнце, но оно обжигает их. Так объяснил мне отец.

На какое‑то время наступила тишина. Она боялась взглянуть на него. Боялась выслушать то, что он сейчас скажет.

– Тебе не следует испытывать страх перед Таррантом, – в конце концов начал он. – Он человек, привыкший к насилию, и он в своей жизни сделал много дурного, но тебя он не обидит.

Тон его был ласков, но тверд, это немного напоминало ей собственного отца. Девочка склонила голову, на глаза навернулись слезы. Голос священника пробудил в ее душе столько воспоминаний… она попыталась не вспоминать отца – его лицо, его голос. Это было слишком больно.

– …Йенсени?

– Со мной все в порядке, – прошептала она.

Ей не хотелось выглядеть в его глазах слабой.

– Мы прибыли сюда как раз из‑за этих ракхов, – объяснил он. – Чтобы остановить убийства.

– Они съели его, – прошептала Йенсени. Ее душили слезы. – Они съели его и заняли его место… – Она плотно зажмурилась, чтобы скрыть слезы. Она не хотела вспоминать об этом. Но в лагере возникло вполне достаточное Сияние, чтобы видения нахлынули на нее нежданно‑непрошенно, а вместе с ними – и чувство страшной, невыразимой утраты. – Я не могу вернуться домой…

Он не прикоснулся к ней и даже не придвинулся, но что‑то тем не менее сделал. Потому что видения исчезли, а вместе с ними и боль. А сами по себе они не исчезли бы ни за что, и она это знала. Как же ему это удалось?

– Йенсени. – И вновь его голос задышал добротой. – Мы прибыли сюда, чтобы положить этому конец. Твоему отцу мы помочь уже не сможем, но нам удастся оберечь других. Только для этого мы сюда и прибыли.

И тут ее охватил новый страх при мысли о том, над чем она до сих пор даже не задумывалась. Значит, ракхи обойдутся так же и с остальными? И все протекторы падут один за другим – их съедят чудовища, а потом займут их места.