– В крови заключена сила. Сила жертвоприношения. Неужели вы не видите? Все на этой планете вертится вокруг этого. Вся сила в жертвоприношении, Лео.

Сила в жертвоприношении.

Теперь платформу уже можно было разглядеть – и саму платформу, и человека у пульта управления. В свете фонаря ослепительно сверкали огненно‑рыжие волосы – Яна Каску не спутаешь ни с кем другим. В заднем конце платформы лежало что‑то завернутое в одеяла. Предмет с равным успехом мог оказаться и одушевленным, и неодушевленным. Живым или мертвым. Пытаясь по размерам определить, что это такое, Кейз почувствовал, что его бросило в дрожь. «Это может оказаться и человеком. Вполне может оказаться человеком». Выражения лица врача ему не было видно, но он не сомневался, что она думает о том же самом.

«Кровь есть жизнь» – так вроде бы сказано в Ветхом завете. Лиз показывала ему эти слова в личной Библии Яна Каски – они были подчеркнуты ботаником до того, как начался здешний ужас… или уже потом.

Платформа прибыла на поляну, и, пробуксовав на месте несколько секунд, Ян вырубил мотор. Когда тот смолк, наступила тишина, столь абсолютная, что Кейзу показалось, будто он сам, по контрасту, дышит с шумом водопада. Даже насекомые вроде бы притихли, как будто их тоже страшило наступление истинной ночи.

Кейз стиснул рукоять пистолета. Застыл в ожидании.

«Старая формула сработает», – убежденно говорил ему Ян. Ботаник тем временем достал из багажного отделения мешок – стандартный мешок для сбора трав, мягкие бока которого округло выпятились, когда он опустил его наземь. Из мешка он извлек длинный лоскут красной материи и небольшой рюкзачок. «И единственное, что от нас требуется, – научиться считаться с этой мыслью». Намотал лоскут себе на шею наподобие шарфа, концы которого шуршали на его бедрах, пока он работал. Материя пестрела геометрическими символами, древнееврейскими письменами, древнегреческими иероглифами вперемешку с чем‑то вроде астрологических знаков… Кейз удивленно покачал головой, а Ян меж тем вновь полез в мешок и вытащил пригоршню белого порошка. Его поведение – при всей очевидности безумия – было столь четким, столь выверенным в малейших деталях… «Из‑за этого‑то, – подумал Кейз, – он и представляет собой такую большую опасность». Беспечный безумец уже давным‑давно вытворил бы что‑нибудь, позволившее бы упрятать его за решетку.

Лиз легонько взяла командора за руку. Он повернулся к врачу и увидел, что в глазах у нее застыл немой вопрос. Но Кейз покачал головой. Еще не время. Он вновь принялся следить за ботаником, который, начертив круг на земле, посыпал всю его площадь белым порошком. Покончив с этим, Ян стал рисовать довольно сложные фигуры, причем пальцы у него дрожали от страха – или от волнения. Один из свертков на дне платформы затрепетал, и до кустов донеслись неясные стенания. «Все‑таки человек, – решил Кейз. – Ни малейших сомнений на этот счет». Челюсти у него напряглись, но он заставил себя остаться в засаде. Еще не время. На Эрне нет тюрьмы, а судя по стремительности, с которой развивались зловещие события, у них может не остаться времени на то, чтобы возвести исправительное заведение. Если безумие Яна окажется опасным для окружающих, его для блага всей колонии надлежит ликвидировать. Отсечь, как отсекают пораженные раковой опухолью ткани, с тем чтобы спасти весь организм. Так что, выступая в роли судьи, присяжных и если понадобится, то и палача, Кейзу необходимо было максимально удостовериться в правоте трудного решения.

Ботаник уже закончил круг со всеми сопутствующими рисунками. Последнюю пригоршню порошка он, подумав, бросил обратно в мешок, затем застегнул его и отставил в сторону.