– Чего?

– Посредственного возраста. Ни то ни сё. Не молодость, не старость, не расцвет сил. Приходи через десять лет, отметим сразу полтинник.

– Па а ап!

– Ну что? Это мой юбилей, что хочу, то и делаю. Точнее, не делаю.

– Это нечестно!

– С фига ли? Тоже мне, повод для радости.

– С ещё какого фига! Поводов для радости и так небогато. А ты хочешь целый юбилей замышить.

– Что сделать?

– Замышить. Утащить в норку, закрыться и чахнуть над ним. И ладно бы тебе это доставляло удовольствие! Так нет же: вместо того, чтобы жрать с народом торт, будешь в одно жало жрать себя. И виски.

– Боже, что же будет, когда ты доучишься?

– Тогда я буду настоящим психотерапевтом и не смогу разговаривать с тобой на эти темы из соображений профессиональной этики. А пока я тебе как дочь говорю – ты не прав! Ты в депрессии. У тебя кризис. Ты слишком много пьёшь, в конце концов!

– Нет у меня никакой депрессии! Я бодр, как кролик на амфетаминах! Деловит и позитивен! Могу вести курсы «Хочешь стать счастливым идиотом – спроси меня, как!»

– Ага, поэтому у тебя в мусорке упаковка от антидепрессантов.

– А что ты искала в моей мусорке?

– Я убирала в твоём кабинете! Иначе тебе понадобилась бы лопата, чтобы выйти.

– Хм, да, я всё как то собирался навести порядок… А таблетки – это не то, что ты думаешь. Просто разболелась старая травма, и Микульчик прописал от хронических болей.

– А виски он тебе тоже прописал?

– Виски я себе прописал сам. От Микульчика. У меня от врачей стресс. Они грубо нарушают моё личное пространство. А ты меня пилишь, как будто ты мне не дочь, а жена. Фу быть такой. В двадцать три года не положено обращать внимания на родителей, надо предаваться здоровому юношескому эгоизму.

– Вот так тебе не повезло с дочерью! Терпи! А если ты будешь мышить юбилей, я натравлю на тебя Клюсю!

– Это нарушит все конвенции по применению ОМП!

– Меня это не остановит! Её – тем более!

– Ладно, ладно, я подумаю…

– Недолго! Подготовка праздника требует времени! Так что я скоро вернусь за твоим, безусловно положительным, ответом!

И гордо проследовала на выход.

Достойно ли отца любоваться ногами дочери, когда она вот так идёт в короткой юбке? Или я должен отвернуться?

Настасья прекрасная. Того, что у меня такая классная дочь, должно хватать для вечного счастья. А я запиваю вискарём антидепрессанты. И кто я после этого?

– Нетта, я много пью?

– За последние восемь месяцев потребление алкоголя возросло на триста двадцать четыре процента относительно аналогичного периода прошлого года.

– Эй, так нечестно! В прошлом году я почти не пил…

– Динамика потребления с начала года – плюс тридцать два процента в месяц, усреднённо. Ты пьёшь всё больше и больше, Антон.

Нетта укоризненно покачала головой и сошла со стены в комнату. Проекционные поверхности до сих пор вгоняют меня в дрожь. Я знаю, что это всего лишь комбинация управляемых микротоками окрашенных нанокапсул, заставляющая мой мозг создавать картинку. Но нанокапсулы теперь везде – в краске стен, побелке потолка, материалах мебели и интерьера. Подумать только, когда то меня напрягали граффити – первые опыты в объектной визуализации. А теперь передо мной стоит совершенно живая Нетта. Не мультяшка, что поселилась когда то в моём смарте, а красивая черноволосая девушка с большими янтарными глазами.

– Нетта, девочка моя. Мне очень херово.

– Я знаю, Антон. И самое плохое, что ты говоришь об этом только со мной.