Укки повернулся ко мне — опять у него от смертной обиды глаза на мокром месте. Что-то у него в последнее время нервы совсем никуда стали, думаю.

— Иногда мне кажется, что ты презираешь меня, Фог, — говорит. — Ты всегда выбираешь что-нибудь такое, что я считаю половиной своего сердца, чтобы назвать это пустяком. Мне хочется быть искренним, а ты каждый раз это высмеиваешь. Ну почему?

Старая я сволочь, думаю.

— Брось, — говорю. — Ты лучший пилот из всех, с кем я работал. И один из самых отважных ребят, какие мне встречались. Я просто не могу все время говорить комплименты, мне кажется, что это как-то пошловато.

Ну, он, конечно, легко кидался в обиды, но и отходил не тяжелее. А потому улыбнулся говорит:

— Хорошо, забыто. Значит, как только будем дома?

И мне пришлось-таки ему назначить время и место.

— Нет, — говорю. — Хочешь серьезно — будет серьезно. Сначала приведем себя в порядок и отнесем медикам культуру. А потом уже будет драка. И если уж тебя так бесят зрители — слетаем в Тридцать Первый сектор, там есть одно удобное местечко. Договорились?

Укки кивнул и больше долго не приставал со своим поединком.

Мы пили, как верблюды, и съели трехдневный запас провизии. Мы еле отмыли от себя эту Бездну, запах погреба и всякой тамошней дряни. Мы проспали почти сутки. Потом торжественно отнесли культуру в Медицинский Центр.

Медики верещали от восторга. Наг контейнеры огладил чешуйчатой лапой и говорит:

— Знаешь, Фог, честно говоря, я не особенно надеялся, что вы вернетесь с культурой. Обычно народ отказывается еще на стадии просмотра видеозаписи, а уж поглядев на все это дело воочию, улетают, не спускаясь под землю, почти все.

— Если бы там золото было, — говорю, — бриллианты или радиоактивная руда, лазали бы туда, как миленькие. И не припухли бы ни разу. А за грибами им западло.

Наг покачал головой.

— Эти грибы обеспечивают более или менее легкий выход из травмы, — говорит. — Как можно быть такими безответственными?

— Это же люди, — говорю. — Легко. Лазать там противно, а в собственные травмы никто особенно не верит. Тем более — мейнцы.

Змеи с букашками очередной раз подивились странной человеческой природе и отстегнули нам, как мы договаривались. А после того выдали именной сертификат на вечные времена, как сущим благодетелям всей мейнской братии.

Но я, перед тем, как отдавать им контейнеры с культурой, отлил немного питательного дерьмеца в баночку из-под белого соуса и отсадил туда грибов с полблюдечка. На всякий пожарный и непредвиденный случай. А баночку поставил в теплое место над вентилятором, чтобы культура хорошо себя чувствовала и не подохла, по крайней мере, до поединка.

Я так рассуждал, что до Центра, в случае чего, от Тридцать Первого сектора на нашей авиетке добираться минут десять-двенадцать, а за это время кое-кто может двинуть кони. Ужасно мне эта история с поединком не нравилась, и чем дальше, тем больше не нравилась, но Укки ходил весь такой праздничный до полной невозможности, сиял, как надраенная пуговица, и весело болтал о типах мечей с Нги-Унг-Лян и о стилях "Северный Ветер" и "Полет Птицы".

Он привел в порядок свою шевелюру и удалил рубец от сизой дряни на виске и на щеке. И так тщательно чистился перед нашим предстоящим боем, что мне плохело. Когда мы собрались лететь, он был весел, но как-то взведен, взвинчен, как кот, которого надразнили бумажкой на ниточке. Только что хвостом не повиливал, за неимением оного.

У него был меч. У меня был кусок керамилоновой арматурины длиной метра полтора и диаметром в сантиметр. И Укки на эту штуковину юмористически поглядывал и хихикал, нервно, злобно и весело.