— Ты думаешь, это Божье вмешательство?

— Нет, нет, нет. Вероятно, просто логическая невозможность изменить прошлое, так же точно, как невозможно однотонно окрашенному пятну быть одновременно красным и зеленым. Каждое мгновение времени есть прошлое бесконечного количества событий. Все совпадает. Даже наши попытки нарушить эту последовательность и наши неудачи — все это часть последовательности.

— Значит, мы всего лишь марионетки?

— Я этого не говорил, док. На самом деле я в это не верю. Мне кажется, что наша свободная воля — тоже часть великого замысла. Но нам лучше оставаться в пределах неизвестного, в которых и располагается наша свобода.

— Нельзя ли провести аналогию с наркотиками? — спросил я. — Человек может сознательно, свободно принять вещество, которое овладевает его мозгом. Но пока продолжается действие этого вещества, он не свободен.

— Может быть, может быть. — Хейвиг поерзал в кресле, всмотрелся в ночь и сделал еще один маленький глоток виски. — Послушайте, у нас, вероятно, нет времени на философские дискуссии. Псы Уоллиса идут за мной. И хотя след еще не взяли, но ищут. Они знают кое-что из моей биографии. Могут узнать больше, могут проверять на месте.

— Поэтому ты избегал встреч со мной все последние годы? — спросил я.

— Да. — Он положил руку мне на плечо. — Пока жила Кейт — вы понимаете?

Я тупо кивнул.

— Я вернулся к той же самой дате, в 1965 год, — торопливо продолжил он, — в Нью-Йорк, в последний момент, в котором я был относительно уверен. Оттуда я отступил в прошлое, готовя свои укрепления. Это заняло немало времени. Мне пришлось заботиться, чтобы мои действия трудно было бы проследить, чтобы Уоллис не захотел тратить на это многие человеко-годы. Действовал я через швейцарские банки, через нескольких посредников и так далее. В результате состояние Джона Хейвига было распределено среди множества людей и корпораций, которые все в сущности были мною. Сам Джон Хейвиг, сторонящийся известности плейбой, объяснил нанятым им финансистам, что это делается из-за… но это неважно. Похоже было на план уклонения от налогов, хотя на самом деле этого не было; но финансисты были рады умыть руки и не знать обо мне ничего, кроме необходимого.

Как вы помните, Джон Хейвиг незаметно исчез. В двадцатом веке у него родственников и друзей не было, кроме матери и старого домашнего врача, только они и могли беспокоиться. Но им легко было время от времени сообщать подбадривающие известия.

— Ко мне приходили в основном открытки, — сказал я. — Да, конечно, я удивлялся. — После паузы: — А где же ты был?

— Запутав, как мог, след, — ответил он, — я вернулся в Константинополь.

В выгоревшей шелухе Нового Рима постепенно восстанавливался порядок. Вначале потому, что войскам потребовались пища и вода, а для того чтобы получить их, нужна рабочая сила и некое подобие гражданской администрации. А это означало, в свою очередь, что гражданское население больше нельзя было давить, как паразитов. Позже Болдуин Фландрский, к которому отошла эта часть империи, включая город, пожелал получить от нее больше пользы. Вскоре он был захвачен в плен в войне с болгарами и умер в заточении, но политика его брата и наследника Анри Первого была такой же. Латинский король мог угнетать греков, выжимать их, унижать, доводить налогами до бедности, силой загонять в свою армию. Но для этого нужно было в какой-то степени обезопасить их работу и жизнь.