Изменить размер шрифта - +
— Мы думаем, его подставили, сэр. Староста с ним не дружит. Он ничего не делал с женщиной в комнате пансионского боя. Староста специально соврал директору.

— Какой староста?

— Пушпанатан, сэр.

— А. — Краббе чувствовал себя обязанным сказать что-то существенное. Он не вполне точно знал, кто такой Пушпанатан. — А, — повторил он, произнеся гласную с понижением, с оттенком полного понимания.

— Нам бы хотелось, чтоб вы рассказали директору, сэр, Хамидина неправильно исключили. Несправедливо, сэр. Он из нашего класса. Мы можем за него поручиться.

Краббе был тронут. В данном случае класс сплотился в единое целое. Тамилы, бенгальцы, единственный сикх, единственный евразиец, китайцы демонстрировали лояльность, превосходившую расы. Потом безнадежно увидел в этом единстве просто общую сплоченность против британской несправедливости.

— Так. — Он начал расхаживать взад-вперед меж окном и открытой дверью. И знал, что готовится произнести речь, неблагоразумие которой потрясет школу. — Так. — Лицо усатого малайца в переднем ряду просияло вниманием. — Прошу садиться, Тунь Чонг. — Китаец, капитан класса, сел. Краббе повернулся к школьной доске, разглядывая вчерашние уравнения, жирно начертанные желтым мелом. Желтый мел досаждал, осквернял руки, белые брюки, носовые платки от него были липкими, он пачкался, как губная помада, оставляющая отпечаток губ на чайной чашке в перерыве.

— Хамидину, — сказал он, — не следовало находиться в комнате пансионного боя. Пребывание в тех помещениях запрещено. Я не могу поверить в случайную встречу Хамидина с той женщиной. Я не могу поверить, что Хамидин просто хотел поговорить с той женщиной о политике или о дифференциальном исчислении. Кстати, кто она такая? — Прекратил променад, выгнул шею к Тунь Чонгу.

Тунь Чонг встал.

— Она школьница, сэр. Из английской государственной женской школы, сэр. — И опять сел.

— Так. — Краббе продолжил прогулку. — Если говорить честно, как частное лицо, а не штатный сотрудник, я бы сказал, чем бы Хамидин ни занимался в той комнате с той самой девушкой… — Он повернулся к Тунь Чонгу. — Кстати, чем он предположительно занимался?

На сей раз раздался серпантинный хор:

— Целовался. Целовался, сэр. Говорят, он ее целовал, сэр. Пушпанатан считает, они целовались, сэр. Целовались.

— А, целовались. — Краббе взглянул прямо на них. Тунь Чонг сел, по-прежнему тихо шипя это слово. — Вы все здесь в брачном возрасте. Может быть, некоторые давно были б женаты, если б японская оккупация не спутала вашу образовательную карьеру. Лично я не вижу особого преступления в невинном общении девятнадцатилетнего юноши с девушкой. По правде сказать, я не вижу особого преступления в том, что юноша целует девушку. Хотя, по-моему, у малайцев не практикуются поцелуи. Тем не менее они кажутся мне наименее вредным заимствованием у Запада.

Он подметил робкие улыбки, тонкие, словно морская пена.

— Говоря опять же как частное лицо, я не думаю, будто подобный поступок заслуживает исключения. Даже, — добавил он, — если будет доказано, что подобный поступок имел место. Есть у Пушпанатана свидетели, кроме него самого? Что говорит пансионный бой?

— Пансионского боя тоже исключили, — сказал Тунь Чонг, приподнявшись в полу стоячее положение.

— Вы хотите сказать, уволили.

— Уволили, сэр. Директор велел ему убираться немедленно. — Тунь Чонг сел.

— Значит, — заключил Краббе, — против Хамидина лишь показания Пушпанатана. И директор немедленно отослал Хамидина домой, карьера Хамидина погибла. Все это правда?

Шипенье потише, подтверждающее шипенье.

— С воспитателем Хамидина советовались?

Тоненький ясноглазый тамил встал и сказал:

— Мистер Крайтон сказал, ничего делать не будет, потому что директор правильно решил, и Хамидина правильно исключили.

Быстрый переход