— Еще полтора часа, — сказал Алладад-хан, — и вернемся. Ох, — вспомнил он что-то. — Я в Джилу не позвонил. — И помчался в полицейский участок.

— Как себя чувствуешь, дорогая? — спросил Краббе.

— Ох, сыта по горло, убита.

— Не слишком было весело, правда?

— Ничего не могу поделать, — призналась Фенелла. — Ужасно тоскую по дому. Пройдет. Просто думаю про добрый ленч в том самом итальянском местечке на Дин-стрит, потом, может быть, французский фильм в «Керзоне» или в «Первой студии». Наверно, я не гожусь для Малайи. Что мы получили в конце своего бесконечного путешествия? Всего-навсего глупых маленьких человечков, танцующих глупый маленький танец. И бутылки теплого сингапурского пива.

— Ты романтик, — заключил Краббе. — Слишком многого ждешь. Реальность всегда скучна, знаешь, но как только увидишь, что в ней ничего больше нет, она чудесным образом перестает быть скучной.

— По-моему, ты сам не знаешь, что говоришь.

— Наверно, ты права. Очень уж я устал.

— И я тоже.

Реальность перестала быть скучной на домашнем отрезке тимахской дороги. Убаюканные, беспечные, одурманенные гулом мотора, бесконечно пробегавшими мимо каучуковыми поместьями, джунглями, зарослями, редкими лачугами, они практически не придали значения стоявшей сожженной машине, искореженной груде металла, загородившей дорогу. Алладад-хан воскликнул при виде нее и свернул вправо. Там хватило бы места проехать, если машина возьмет травянистый склон…

Краббе отчетливо видел желтых мужчин с ружьями, видел, как они целятся с серьезной сосредоточенностью. Потом услыхал, как весь мир треснул, и трескался снова и снова. А потом руки Алладад-хана отпустили руль. Он в смертельном изумлении схватился за правую руку. Автомобиль взбесился, Фенелла завизжала. Краббе дотянулся, схватил руль, вновь овладев машиной.

Бездыханные полмили, и обе ноги Алладад-хана крепко ударили по педалям. Машина остановилась. Алладад-хан тяжело дышал, исходил потом, завернутый рукав весь в крови, кровь текла по предплечью.

— Возьмите платок, — сказал Краббе, когда Алладад-хан перебрался назад. — Наложите шину. Остановите кровь. — Фенелла нашла в сумочке карандаш, завязала платок, сунула карандаш в узел, начала крутить.

Краббе был за рулем.

— Слава богу, недалеко от больницы Сунг-кит, — сказал он. — Миль десять.

— По-настоящему глубоко, — объявила Фенелла. — Рука раздроблена. Чертовы свиньи, — добавила она. Алладад-хан застонал. — Ну, ну, дорогой, — утешила его она. — Скоро все будет в полном порядке. Теперь недолго.

Краббе прибавил скорость, пустился во всю прыть. Прошло немало времени, прежде чем он понял, что снова ведет машину. Больше того, хорошо ведет. И поистине возликовал. Ему почти хотелось запеть.

12

— Нет, — сказал Бутби, — не присаживайтесь. Так и стойте.

— Я так понял, стоять можно вольно? — уточнил Краббе.

— Прошло время для чертовых дурацких шуточек, — сказал Бутби. — Вы сейчас свое получите. Хотите погубить свою собственную карьеру, я не возражаю, но когда стараетесь заодно погубить и мою…

— Я до сих пор не знаю, что произошло, — сказал Краббе. — Признаю, что я не был на ленче, на Дне физкультурника, но сделал все, что мог. Звонил в офис. Не моя вина, что вы сообщения не получили.

— Дело все в том, — сказал Бутби, — что вы специально решили отсутствовать. Знали, что должно произойти.

— А вы знали?

— Не валяйте дурака, черт возьми. Один вы знали, причем потому, что это ваша идея.