Ухмылка Адриена была усталой, волосы прилипли к его лбу. Рубашка была пропитана потом, как будто он совершил долгий поход.

— Так, ага, — вдова Паулет совсем не выглядела так, как будто доверяла Томасу, и что она могла бы его вышвырнуть. Бормоча что-то непонятное, женщина снова удалилась в дом, но вслед за этим, недоверчивое сморщенное лицо появилось в окне.

— Не обижайся на неё за это, — сказал Адриен. — По ней не скажешь, но она — золотая душа. Пойдём со мной, я только из поездки и ещё не разгрузился.

За домом стояла чёрная лошадь с поклажей, которую Томас уже видел в Сог. Она была покрыта пылью и с каждого бока свисала большая транспортная корзина. Адриен отстегнул корзины и уронил их на траву, затем взял ружьё и прислонил его к стене дома под открытым окном. Из одной корзины он достал сумку с хлебом и предложил кусок Томасу.

Несмотря на это, у Томаса теперь было плохое предчувствие. Щедрость Адриена и его доброта создавали ему трудности. Ошибся ли он? Тайком он ещё надеялся. Но, к сожалению, всё достаточно говорило о том, что парень прав. Томасу пришлось подумать об ужасно изувеченных мертвецах, чтобы снова образумиться. Он покачал головой и отказался от хлеба.

— Мадемуазель д’Апхер получила моё сообщение?

— Не от меня. Я дал твой маленький подарок парню, который лучше к ней пробьётся. Сегодня она с мадам де Морангьез путешествует верхом. Ну, пылающее сердце, она уходит от тебя в монастырь!

Томасу стало легче, по крайней мере, от того, что его худшие опасения не оправдались. Всё-таки теперь в стенах монастыря Изабелла будет в безопасности, по возможности, дальше от Адриена и Эрика.

Адриен подмигнул ему и указал на чёрное чернильное пятно на коленях брюк Томаса.

— Ты подрался на дуэли с писарем?

Томас заставил себя весело усмехнуться. Чернила капнули ему на бриджи, когда он уронил чернильницу, когда так нервно писал час назад в канцелярии, где сидел только один секретарь, записку Лафонту. Тем временем, синдик, конечно, был уже по дороге сюда.

— Ну, дровосек получает заработанные деньги с синяками, а я от написания любовных писем чёрные штаны и пальцы. А кому твоё сердце принадлежит в настоящее время? Самой прекрасной даме в Сог или ещё парочке других? Ты каждой поёшь песню о Рикдин-Рикдоне?

Глаза Адриена засветились так, как будто бы Томас только что простодушно пошутил.

— Понятно, что девочки любят сказки, потому что им нравится сама мысль о том, что можно обмануть дьявола. Я им только об этом напоминаю. Оттуда до греха лишь небольшой шаг.

— А Анне Танавель тоже любила твою песню?

Адриен наморщил лоб.

— Кто рассказал тебе об Анне?

— Кое-кто говорит в Сог, что ты был с ней обручён.

Адриен неожиданного для него рассмеялся.

— Ты должен бы лучше знать меня, Томе. Я говорю о свадьбе, как другие о дойке коров. Девушки любят это слышать, и иногда я получаю их на сене. Но я никогда ещё не сговаривался ни с одним отцом, ни с отцом Анне. Я всегда вовремя уходил. Я никогда ни с кем не был обручен.

— Тогда ты мошенник.

Улыбка на лице Адриена пропала.

— Эй! Осторожнее с тем, что говоришь!

— Это не правда? Как ты называешь кого-то, кто ложью заманивает девушек в кровать?

Адриен сощурил глаза.

— Я почти забыл, откуда ты появился, — сказал он угрожающим тоном. — Господин в бегах от своих преследователей, но он по-прежнему осуждает крестьян, да? Но я вот что тебе скажу, версальский сахарок: посмотрим, где он останется. Ты не имеешь никакого понятия, какого это — быть никем. Даже если я хочу одного: как такой бедняга как я должен кадрить женщин? Денег, которые я получаю, едва хватает на моих сестёр и мать.