Томас откинулся назад, закрыл глаза, и почувствовал покалывающее чувство ожидания, а также налет страха. «Что будет после всего этого времени?» Он сунул руку в карман и в сотый раз за день провел рукой по письму, как будто должен был удостовериться, что не спит.

— Мой Бог, ты опять не спал сегодня ночью? — спросила Жанна.

Томас снова открыл глаза.

— Ты ведь знаешь, я отвык от сна в Гефаудане.

Жанна засмеялась.

— Для таких людей как ты, есть одно слово — ненормальный.

Утепленный ватой материал зашуршал, когда она уселась поудобнее. Ее кринолин прижался к ногам Томаса. Попытка Жанны втиснуть себя в подбитом мехом пальто с широкими юбками в тесные дрожки, равнялась проекту втиснуть павлина в клетку канарейки.

— У меня все еще кружится голова, когда я вспоминаю, как ты прыгнул на карету, — продолжила она. — Ты действительно мог бы вернуться в тюрьму.

— Ну, к счастью, у меня есть друзья с хорошими связями. Я никогда бы не подумал, что мой отец и дядя Клер послушают дю Барри.

— Да, дю Барри является художником, когда речь заходит о получении людей, чтобы сделать что-то или не делать. И он перестает быть самой лучшей лошадью в конюшне, — Жанна заговорщицки ему подмигнула. — По крайней мере, до тех пор, пока это преимущество моих обещаний. Таким образом, мы используем преимущества и таланты других людей для наших собственных целей.

«Здесь в Париже это естественный порядок», — думал Томас. — «Кто знает, изменится ли он когда-нибудь, даже если Вольтер и другие философы желают что-то совсем другое для Франции». Вероятно, его отец, Шарль Ауврай, был все же умнее в этом отношении, чем думал Томас два года назад тогда, на карнавале дю Барри.

— Как у него дела, Жанна?

— У твоего отца? Не так уж плохо. Ходят слухи, что он собирается жениться. Богатая вдова, которая находится в родстве с министром финансов лично, должно быть, совсем восхищена им. Ну, я боюсь, что как наследника, тебя, должно быть, спишут окончательно. Женщины с влиянием стоят дорого, как ты знаешь,

Определенно, никто не понял бы из придворного общества, почему Томас радовался этому сообщению. «Жизнь продвигается для него дальше. Шарль Ауврай идет своей дорогой. Как я полагаю».

На краю парка Тюильри дрожки остановились. Томас первым спрыгнул в снег и подал Жанне руку. Но когда она поскользнулась на обледенелой подножке, он взял её легко вокруг талии и опустил вниз. Кучер, старый, почти беззубый мужчина, кивнул им благосклонно.

— Язвительный, но галантный супруг, мадам.

— О, он должен быть галантен, после того, что натворил, — строго отвечала Жанна. — Его отец лишил его наследства из-за игровых долгов. Он всегда ставит все на карту, — она театрально вздыхала. — Теперь я должна буду танцевать из-за денег в каком-либо кабаке, чтобы наши дети не умерли с голоду! Да, Томас Ауврай, не смотри на меня с таким возмущением, каждый должен знать, какой ты ужасный муж!

С этими словами она прошуршала мимо озадаченного кучера и большими шагами направилась в Тюильри-палас. И, конечно, она сегодня не думала о деньгах, поэтому Томас со вздохом открыл свой бумажник и отсчитал монеты.

— Ну, игроки всегда платят, запомни! — проинформировал его кучер.

Томас торопился догнать Жанну. Он предложил ей руку, и они вместе пошли через обширные сады. Вдали можно было увидеть дворец. Прежде чем был построен Версаль, это здание, с его выступающими флигелями, являлось городским дворцом французских королей. Сегодня парижские граждане использовали сад дворца для променада, здесь демонстрировали свои семьи, свои завоевания и даже новых собак.