Сняв с головы подушку, я попросил домового:

— Семёныч, лучше организуй тишину. Позвонит-позвонит и умотает. Я спать хочу, просто спасу нет.

Домовой так и сделал, и потому я дрых до полудня, как суслик, после чего встал, оделся и приготовил себе поесть. У моей доченьки, как всегда, до трёх часов ночи гостили друзья и сожрали всё, что только смогли найти на кухне, но до второго холодильника, стоящего в моей комнате, не добрались. Поэтому мне не пришлось выходить из квартиры. Слегка обжарив на сковородке большой кусок отменной говяжьей вырезки, я слопал его полусырым, без хлеба. Всё правильно, я же волк, а не лошадь, чтобы зерновыми питаться. После этого я сел за компьютер уже в своём собственном рабочем кабинете, который, как и спальную комнату, мне удалось отстоять, и, быстро добив последнюю главу очередного романа про приключения короля волков-обортней в сказочной стране Эйринерии, отослал её по электронке в редакцию вместе с аннотацией.

В пять часов вечера в нашей семикомнатной квартире сделалось очень многолюдно, это раз, и жутко шумно, это два. Вернулась домой моя дочура и привела с собой человек двадцать друзей и просто мимолётных знакомых. Хорошо, конечно, если бы человек, но почти половина из этих молодых лоботрясов, как раз людьми-то и не были. Моя дочь непроявленная колдунья, причём, как и её покойная мать, очень сильная и потому колдовская сила бьёт из неё ключом. Ещё бы, моя жена происходила из очень древнего рода чистокровных колдунов, а я, хотя мне о моих настоящих родителях ничего неизвестно, оказался потомственным оборотнем и тоже с чистой кровью. Вот такой компот из вишен с косточками получился. О том, что она колдунья, Настя не знала, как и не знала, что её отец на самом деле воин-волк — ночной истребитель нечисти.

Она считала меня жутко плодовитым борзописцем, оседлавшим бойкую лошадку, которая всегда приходит к финишу первой и потому её ясли полны овса, а не соломы. Настю поражало только одно, неужели мои литературные заработки были настолько велики, что я сумел купить такую большую и бешено дорогую квартиру в одном из самых уютных уголков Москвы? Тут, конечно, моя дочь ошибалась. Грабежами архов, я зарабатывал намного больше, и потому Настя никогда и ни в чём не знала отказа. Ей было запрещено только одно, выходить куда-либо из дома после восьми вечера, да она и сама боялась. Когда Насте было всего три месяца, её мать загрыз в Сокольниках насмерть волк. О том, что это был волк-оборотень, я ей, конечно, не рассказал, когда она спросила меня в семь лет, как умерла Оля.

Настенька и раньше не любила выходить из дома под вечер, а зимой так и вовсе стремилась вернуться домой засветло и всегда торопила няню, одну из подруг-колдуний Тамары, но после того дня квартира стала для неё крепостью. Так оно на самом деле и было. Куда проще тайком проникнуть в резиденцию любого президента на Земле, чем в нашу квартиру. Зато ей разрешено приводить в дом хоть три десятка друзей и подруг, что моя дочь и делает, а иногда их число доходит и до полусотни. Всё правильно, ведь я молодёжь никогда не гнобил и очень часто друзья говорили ей: — «Настюха, до чего же у тебя классный пахан. Никогда нас не грузит и что самое прикольное, каждую ночь сваливает, и мы можем беситься, хоть до утра.»

Между прочим, Насте это не очень нравилось, но поскольку двумя этажами жил мой лучший друг Геша, самый лучший автомеханик и специалист по тюнингу во всей Москве, которого она очень любила, то всё как-то обходилось. Именно с Гешей, а ещё с кем-либо из подруг Тамары, но только не со мной, Настенька отправлялась летом куда-нибудь в горы, а зимой на юга, в разные тёплые страны. Ничего, скоро ей исполнится восемнадцать и тогда она узнает, кем является на самом деле и кто её отец. Заодно окончится и срок моего служения мудрой и очень осторожной колдунье.