Гребер сел на его место.
Машина шла по шоссе, вехами служили колья и соломенные жгуты;
развернувшись, они опять проехали мимо деревни. Гребер увидел свою роту,
построившуюся на деревенской площади перед церковью.
- А тех вон отправляют на передовую, - сказал водитель. - Опять туда
же. Эх, горемычные! Нет, ты мне скажи, откуда у русских столько
артиллерии!
- Да ведь...
- И танков у них хватает. А откуда?
- Из Америки. Или из Сибири. Говорят, у них там заводов - не сочтешь...
Водитель обогнул застрявший грузовик.
- Россия чересчур велика. Чересчур, говорю тебе. В ней пропадешь.
Гребер кивнул и поправил обмотки. На миг ему показалось, что он
дезертир. Вон черное пятно его роты на деревенской площади; а он уезжает.
Один. Все они остаются здесь, а он уезжает. Их пошлют на передовую. "Но я
ведь заслужил этот отпуск, - подумал Гребер. - И Раэ сказал, что заслужил.
Зачем же эти мысли? Просто я боюсь, вдруг кто-нибудь догонит меня и вернет
обратно".
Проехав несколько километров, они увидели машину с ранеными, ее занесло
в сторону, и она застряла в снегу. Они остановились и осмотрели своих
раненых. Двое успели умереть. Тогда они вытащили их и взамен взяли троих
раненых с застрявшей машины. Гребер помог их погрузить. Двое были с
ампутациями, третий получил ранение лица; он мог сидеть. Остальные кричали
и бранились. Но они были лежачие, а для новых носилок не хватало места.
Раненых терзал страх, обычно преследующий всех раненых: вдруг в последнюю
минуту война снова настигнет их!
- Что у тебя случилось? - спросил водитель шофера застрявшей машины.
- Ось поломалась.
- Ось? В снегу?
- Да ведь говорят, кто-то сломал себе палец, ковыряя в носу. Не слышал?
Ты, молокосос!
- Слышал. Тебе хоть повезло, что зима прошла. Иначе они бы у тебя тут
все замерзли.
Поехали дальше. Водитель откинулся на спинку сиденья.
- Такая штука и со мной два месяца назад приключилась! Что-то с
передачей не ладилось. Насилу вперед ползли, люди у меня к носилкам
примерзли. Ну что тут сделаешь! Когда мы, наконец, добрались, шестеро еще
были живы. Ноги, руки и носы, конечно, отморожены. Получить ранение, да в
России, да зимой - не шутка. - Он вытащил жевательный табак и откусил
кусок. - А легко раненные - те топали пешком! Ночью в холод! Они хотели
захватить нашу машину. Висли на дверцах, на подножках, облепили, как
пчелы. Пришлось спихивать их.
Гребер рассеянно кивнул и оглянулся. Деревня уже не было видно. Ее
заслонил снежный сугроб. Ничего не было видно, кроме неба и равнины, по
которой они ехали на запад. Наступил полдень. Солнце тускло светило сквозь
серую пелену туч. Снег слегка поблескивал. Внезапно в душе у Гребера
вскрылось что-то, горячее и бурное, и он впервые понял, что спасся, что
уезжает от смерти все дальше, дальше; он ощущал это совершенно отчетливо,
глядя на изъезженный снег, который метр за метром убегал назад под
колесами машины; метр за метром уходил Гребер от опасности, он ехал на
запад, он ехал на родину, навстречу непостижимой жизни, ожидавшей его там,
за спасительным горизонтом. |