|
Потом Гребер почувствовал, как его щеку скребут бритвой. От бритья на душе у него стало веселей. В этом было уже что-то, напоминавшее жизнь на родине, особенно потому, что его брил старший по чину. Казалось, он опять ходит в штатском. Под вечер поезд снова остановился. Отпускники увидели в окно походную кухню. Они вышли, чтобы получить обед. Лютйенс не пошел с ними. Гребер заметил, что он быстро шевелит губами и при этом держит здоровую руку так, точно она молитвенно сложена с невидимой левой. Левая же была перевязана и висела под курткой. Кормили супом с капустой. Суп был чуть теплый. К границе подъехали вечером. Все вышли из вагонов. Отпускников повели в санпропускник. Они сдали одежду и сидели в бараке голые, чтобы вши у них на теле подохли. Помещение было как следует натоплено, вода горячая, выдали мыло, резко пахнувшее карболкой. Впервые за много месяцев Гребер сидел в комнате, по-настоящему теплой. Правда, на фронте иной раз и можно было погреться у печурки; но тогда согревался только тот бок, который был поближе к огню, а другой обычно зяб. А тут тепло охватывало со всех сторон. Наконец-то косточки отойдут. Косточки и мозги. Мозги отходили дольше. Они сидели, ловили вшей и давили их. У Гребера не было насекомых в голове. Площицы и платяные вши не переходят на голову. Это уж закон. Вши уважают чужую территорию; у них не бывает войн. От тепла стало клонить ко сну. Гребер видел бледные тела своих спутников, их обмороженные ноги, багровые трещины шрамов. Они вдруг перестали быть солдатами. Их мундиры висели где-то в парильне; сейчас это были просто голые люди, они щелкали вшей, и разговоры пошли сразу же совсем другие. Уже не о войне: говорили о еде и о женщинах. - У нее ребенок, - сказал один, его звали Бернгард. Он сидел рядом с Гребером, у него были вши в бровях, и он ловил их с помощью карманного зеркальца. - Я два года дома не был, а ребенку четыре месяца. Она уверяет, будто четырнадцать и будто он от меня. Но моя мать написала, мне, что от русского. Да и она меньше года, как стала писать о ребенке. А до того - никогда. Что вы на этот счет скажете? - Что ж, бывает, - равнодушно, ответил какой-то человек с плешью. - В деревне много ребят народилось от военнопленных. - Да? Но как же мне-то теперь быть? - Я бы такую жену вышвырнул вон, - заявил другой, перебинтовывавший ноги. - Это свинство. - Свинство? Почему же свинство? - Плешивый сделал протестующий жест. - Время теперь военное, это понимать надо. А ребенок-то кто? Мальчик или девочка? - Мальчишка. Она пишет, будто вылитый я. - Если мальчик, можешь его оставить, пригодится. В деревне всегда помощник нужен. - Да ведь он же наполовину русский. - Ну и что же? Русские-то ведь арийцы. А отечеству нужны солдаты. Бернгард положил зеркальце на скамью. - Не так это просто. Тебе-то легко говорить, не с тобой приключилось. |
