- По-моему, это Рейке, - сказал Гребер.
- Что?
- Лейтенант Рейке из нашей роты. Это его погоны. На правом указательном
пальце не хватает одного сустава.
- Вздор. Рейке был ранен, и его эвакуировали в тыл, Нам потом говорили.
- А все-таки это Рейке.
- Освободите голову.
Гребер и Гиршман продолжали копать.
- Осторожно! - крикнул Мюкке. - Голову заденете.
Из сугроба, наконец, показалось лицо. Оно было мокрое, в глазных
впадинах еще лежал снег, и это производило странное впечатление, как будто
скульптор, лепивший маску, недоделал ее и оставил слепой. Между синими
губами блеснул золотой зуб.
- Яне узнаю его, - сказал Мюкке.
- А должен быть он. Других потерь среди офицеров у нас не было.
- Вытрите ему глаза:
Мгновение Гребер колебался. Потом заботливо стер снег перчаткой.
- Конечно, Рейке, - сказал он.
Мюкке заволновался. Теперь он сам принял командование. Раз дело
касается офицера, решил он, распоряжаться должен старший чин.
- Поднять! Гиршман и Зауэр - берите за ноги. Штейнбреннер и Бернинг -
за руки. Гребер, осторожнее с головой. Ну, дружно, вместе - раз, два,
взяли!
Тело слегка сдвинулось.
- Еще взяли! Раз, два, взяли!
Труп сдвинулся еще немного. Из снежной ямы, когда туда хлынул воздух,
донесся глухой вздох.
- Господин фельдфебель, нога отваливается, - крикнул Гиршман.
Это был только сапог. Он еще держался. От талой воды ноги в сапогах
сгнили и мясо расползалось.
- Отпускай! Клади! - заорал Мюкке.
Но было уже поздно. Тело выскользнуло из рук солдат, и сапог остался у
Гиршмана в руках.
- Нога-то там? - спросил Иммерман.
- Поставьте сапог в сторонку и разгребайте дальше, - прикрикнул Мюкке
на Гиршмана. - Кто мог знать, что тело уже разваливается. А вы, Иммерман,
помолчите. Надо уважать смерть!
Иммерман удивленно взглянул на Мюкке, но промолчал. Через несколько
минут весь снег отгребли от тела. В мокром мундире обнаружили бумажник с
документами. Буквы расплылись, но кое-что еще можно было прочесть. Гребер
не ошибся; это был лейтенант Рейке, который осенью командовал взводом в их
роте.
- Надо немедленно доложить, - заявил Мюкке. - Оставайтесь здесь! Я
сейчас вернусь.
Он направился к дому, где помещался командир роты. Это был единственный
более или менее уцелевший дом. До революции он, вероятно, принадлежал
священнику. Раз сидел в большой комнате. Мюкке с ненавистью посмотрел на
широкую русскую печь, в которой пылал огонь. На лежанке спала,
растянувшись, овчарка. Мюкке доложил о происшествии, и Раэ отправился
вместе с ним. Подойдя к мертвому телу, Раэ несколько минут смотрел на
него.
- Закройте ему глаза, - сказал он наконец.
- Невозможно, господин лейтенант, - ответил Гребер. - Веки слишком
размякли, как бы не оторвать.
Раэ взглянул на разрушенную церковь. |