|
Раэ взглянул на разрушенную церковь. - Перенесите его пока туда. Гроб найдется? - Гробы пришлось оставить, - доложил Мюкке. - У нас было несколько про запас. Теперь они попали к русским. Надеюсь, они им пригодятся. Штейнбреннер захохотал. Раэ не смеялся. - А можно сколотить гроб? - Скоро его не сделаешь, господин лейтенант, - отозвался Гребер. - А тело уже совсем раскисло. Да и вряд ли мы найдем в деревне подходящий материал. Раэ кивнул. - Заверните его в плащ-палатку. Так в ней и похороним. Выкопайте могилу и сбейте крест. Гребер, Зауэр, Иммерман и Бернинг перенесли обвисающее тело к самой церкви. Гиршман нерешительно следовал за ними, неся сапог, в котором застряли куски ноги. - Фельдфебель Мюкке! - окликнул Раэ. - Господин лейтенант! - Сегодня сюда будут доставлены четверо русских партизан. Завтра же на рассвете их надо расстрелять. Поручено нашей роте. Найдите в вашем взводе охотников. В противном случае назначьте людей сами. - Слушаюсь, господин лейтенант! - Одному богу известно, почему именно мы. Ну, да при этакой неразберихе... - Я вызываюсь добровольно, - заявил Штейнбреннер. - Хорошо. Лицо Раэ ничего не выразило. Он, как на ходулях, зашагал по расчищенной дорожке к дому. "Пошел к своей печке, - подумал Мюкке. - Тряпка! Большое дело - расстрелять несколько партизан! Как будто они не расстреливают наших сотнями!" - Если русских приведут вовремя, пусть выкопают могилу и для Рейке, - сказал Штейнбреннер. - Нам не надо будет трудиться. Заодно! Как по-вашему, господин фельдфебель? - Не возражаю! На сердце у Мюкке кошки скребли. "Эх, ты, чернильная твоя душонка! - думал он. - Тощий, как жердь, долговязый, в роговых очках. Лейтенант еще с первой мировой войны. И ни одного повышения! Храбрый? Ну, а кто нынче не храбр? Нет в нем фюрерской закваски!" - Какого вы мнения о Раэ? - спросил он Штейнбреннера. Тот взглянул на него с недоумением. - Ведь он наш ротный, верно? - Ясно. Ну, а вообще? - Вообще? Что вообще? - Ничего, - недовольно буркнул Мюкке. - Так достаточно глубоко? - спросил старший из русских. Это был старик лет семидесяти с грязно-белой бородой и ясными голубыми глазами; он говорил на ломаном немецком языке. - Заткни глотку и жди пока спросят, - крикнул Штейнбреннер. Он заметно повеселел. Среди партизан оказалась женщина, и глаза его неотступно следили за ней. Она была молодая и здоровая. - Надо глубже, - сказал Гребер. Вместе с Штейнбреннером и Зауэром он наблюдал за работой пленных. - Для нас? - спросил русский. Штейнбреннер одним прыжком подскочил к нему и наотмашь ударил по лицу. - Я же сказал, дед, чтобы ты помалкивал. Тут тебе не ярмарка, понял? Штейнбреннер улыбнулся. На лице его не было злобы, только выражение удовольствия, как у ребенка, когда он отрывает мухе ножки. |
