|
Старик выполнил его приказ. Он говорил тихо и слегка нараспев. Пленный - тщедушный парень - сначала не понял. - Живо! - прорычал Мюкке. - Сапоги! Снимай сапоги! Старик повторил то, что уже сказал раньше. До молодого, наконец, дошло, и торопливо, как человек, который понимает, что допустил оплошность, он начал снимать сапоги. Стоя на одной ноге и неловко подпрыгивая, он стаскивал сапог с другой. "Почему он так спешит? - думал Гребер. - Чтобы умереть минутой раньше?" Парень взял сапоги в руки и с готовностью протянул их Мюкке. Сапоги были хорошие. Мюкке что-то буркнул и ткнул рукой в сторону. Парень поставил сапоги и вернулся на свое место. Он стоял на снегу в грязных портянках, из них высовывались желтые пальцы ног, и он смущенно поджимал их. Мюкке пристально оглядывал остальных. Он заметил у женщины меховые варежки и приказал положить их рядом с сапогами. Некоторое время он присматривался к ее шерстяной юбке. Юбка была совсем крепкая, из добротного материала. Штейнбреннер украдкой посмеивался, но Мюкке так и не приказал женщине раздеться. То ли он боялся Раз, который мог из окна наблюдать за казнью, то ли не знал, что ему делать с юбкой. Он отошел. Женщина что-то очень быстро проговорила по-русски. - Спросите, что ей нужно, - сказал лейтенант Мюллер. Он был бледен. Это была его первая казнь. Мюкке передал вопрос старику. - Ей ничего не нужно, она только проклинает вас, - ответил тот. - Ну, что? - крикнул Мюллер, он ничего не понял. - Она проклинает вас, - сказал старик громче. - Она проклинает вас и всех немцев, что пришли на русскую землю. Она проклинает и детей ваших! Она говорит, что настанет день, - и ее дети будут расстреливать ваших детей, как вы нас расстреливаете. - Вот гадина! - Мюкке, оторопев, уставился на женщину. - У нее двое ребят, - сказал старик. - И у меня трое сыновей. - Хватит, Мюкке! - нервничая, крикнул Мюллер. - Мы же не пасторы! Отделение стало по команде "смирно". Гребер сжал в руке винтовку. Он снова снял перчатки. Сталь впивалась холодом в пальцы. Рядом стоял Гиршман. Он весь побелел, но не двигался. Гребер решил стрелять в русского, стоявшего с левого края. Раньше, когда его назначали в такую команду, он стрелял в воздух, но теперь уж давно этого не делал. Ведь людям, которых расстреливали, это не помогало. Другие чувствовали то же, что и он, и случалось, чуть ли не умышленно стреляли мимо. Тогда процедура повторялась, и в результате пленные дважды подвергались казни. Правда, был случай, когда какая-то женщина, в которую не попали, бросилась на колени и со слезами благодарила их за эти дарованные несколько минут жизни. Он не любил вспоминать о той женщине. Да это больше и не повторялось. - На прицел! Сквозь прорезь прицела Гребер видел русского. Эта был тот самый старик с бородой и голубыми глазами. Мушка делила его лицо пополам. Гребер взял пониже, последний раз он кому-то снес выстрелом подбородок. |
