|
- Слушайте, - сказал он, - там эта корова. Оставьте ее мне. - То есть, как это тебе? - спросил Зауэр. - Обрюхатить ее ты уже не успеешь. Надо было раньше попробовать. - Он и пробовал, - сказал Иммерман. Штейнбреннер со злостью обернулся. - А ты откуда знаешь? - Она его не подпустила. - Больно ты хитер. Если бы я захотел эту красную корову, я бы ее получил. - Или не получил. - Да бросьте вы трепаться, - Зауэр взял в рот кусок жевательного табаку. - Коли охота пристрелить ее самому, пожалуйста. Я особенно не рвусь. - Я тоже, - заявил Гребер. Остальные промолчали. Стало светлее. Штейнбреннер сплюнул и злобно сказал: - Расстрел - слишком большая роскошь для этих бандитов. Станем мы еще патроны на них тратить! Повесить их надо! - А где? - Зауэр посмотрел вокруг. - Ты видишь хоть одно дерево? Или прикажешь сначала виселицу смастерить? Из чего? - Вот и они, - сказал Гребер. Показался Мюкке с четырьмя русскими. По два солдата конвоировали их спереди и сзади. Впереди шел старик, за ним женщина, потом двое мужчин помоложе. Все четверо, не ожидая приказа, построились перед могилами. Прежде чем стать к могиле спиной, женщина заглянула вниз. На ней была красная шерстяная юбка. Лейтенант Мюллер из первого взвода вышел от ротного командира. Он замещал Раз при исполнении приговора. Это было глупо, но формальности кое в чем еще соблюдались. Каждый знал, что четверо русских могут быть партизанами, а могут и не быть, и что у них нет ни малейшего шанса на оправдание, хотя их допросили по всей форме и вынесли приговор. Да и что тут можно было доказать? При них якобы нашли оружие. Теперь их должны были расстрелять с соблюдением всех формальностей, в присутствии офицера. Как будто это было им не все равно. Лейтенанту Мюллеру шел двадцать второй год, и его всего шесть недель как прислали в роту. Он внимательно оглядел приговоренных и вслух прочитал приговор. Гребер посмотрел на женщину. Она спокойно стояла в своей красной юбке перед могилой. Это была сильная, молодая, здоровая женщина, созданная, чтобы рожать детей. Она не понимала того, что читал Мюллер, но знала, что это смертный приговор и что через несколько минут жизнь, которая так неукротимо бьется в ее жилах, будет оборвана навеки; и все-таки она стояла спокойно, как будто ничего особенного не происходило и она просто немного озябла на утреннем морозе. Гребер увидел, что Мюкке с важным видом что-то шепчет Мюллеру. Мюллер поднял голову. - А не лучше ли будет потом? - Никак нет, господин лейтенант, так проще. - Ладно. Делайте, как знаете. Мюкке выступил вперед. - Скажи вон тому, чтобы сапоги снял, - обратился он к старику, понимавшему по-немецки, и указал на пленного - помоложе. |
