Лишь добежав до школы, она заметила, что все еще держится за мусорный мешок, но не придала этому значения, потому что сейчас она могла думать только о ХАНСОЕ. А мусор она положила… в общем, Лотта не могла сразу сообразить, куда деть мусор, а потому принесла его с собой в класс. Там все уже стояли и ждали, когда войдет учительница, их толстая учительница с ребеночком в животе. Они долго стояли и ждали, и Лотта ждала вместе со всеми. Но так как учительница все не появлялась, она незаметно подошла к фисгармонии и сунула за нее мешок с мусором.

Наконец появилась учительница, но не старая знакомая толстуха, а совсем новая, стройная и красивая.

— Доброе утро! — сказала она.

Очень верно сказала, потому что утро в самом деле было доброе.

— Я ваша новая учительница! — продолжала она. — У вашей прежней учительницы родился маленький ребеночек, так что теперь я буду вместо нее. Надеюсь, мы с вами поладим!

Сначала все как-то растерялись, но потом сели, а затем начался урок пения. Большинство ребят в это утро пело громче обычного, и веселее всех заливалась новая учительница, но в самый разгар песни она ошиблась клавишей и остановилась.

— Как у вас тут странно пахнет! — сказала новая учительница.

И хотя, кроме нее, никто этого не считал, она предложила замяться арифметикой вместо пения. Все полезли в парты за тетрадками, и Торд прищемил себе палец крышкой, потому что смотрел не в парту, а на новую учительницу. Должно быть, жутко больно прищемил — он даже заплакал. Но Торд не хотел, чтобы новая учительница видела его слезы, а потому сначала плакал совсем тихо. Да только новая учительница все равно почти сразу заметила, что он плачет.

— В чем дело, деточка! — воскликнула она. — Что там у тебя стряслось?

Тогда Торд стал плакать чуть громче.

— Что с тобой, дружочек? — беспокоилась новая учительница.

Тут Торд реванул так, что она совсем всполошилась и подбежала к нему.

— Чем это ты так расстроен? — прошептала она, садясь на корточки возле Торда.

Сидит на корточках и шепчет на весь класс. А потом обняла его!

Какая уж тут арифметика, когда все только смотрели на новую учительницу и мечтали, чтобы у них что-нибудь заболело! Лотта так даже нарочно прищемила себе стулом ногу и тоже закричала.

— Ой! — закричала она. — Ой, как больно!

Но тут новая учительница сказала, что не такая уж это беда, если человек слегка прищемил себе палец. Тем временем Торд перестал хлюпать носом. Вместо этого он начал икать, а потом опять заплакал из-за того, как новая учительница отозвалась о его беде, так что пришлось ей снова бежать к Торду и жалеть его.

— Объясни нам, что тебя так расстроило? — твердила она. — Разве мы можем выяснить, в чем дело, если ты не хочешь говорить со мной?

Но слезы не давали Торду говорить, и пришлось остальным заниматься самостоятельно. А это значит — сиди и сам решай примеры в своей тетради.

Но Лотта никак не могла сообразить, что к чему, и застряла на первом же примере. Она уж и руку подняла, и щелкала пальцами, однако новая учительница ничего не видела, знай себе сидит на корточках и жалеет Горда. При старой толстой учительнице такого не бывало. Она была справедливая. На уроках арифметики не сидела на корточках, обнимая любителей лить слезы, она вообще никого не обнимала, даже Торда.