Нет, она ничего не забыла, ничего.

— Чего ты хочешь?

— Я подумал, что прошло столько времени… — сказал он смеясь. — Мы могли бы остаться друзьями.

— Друзьями, — повторила она.

— Да. Вежливо общаться, изредка встречаться в обществе. Может быть, даже ходить на свидания.

— Ты всегда был хитрым малым.

Он хочет переспать с ней. Или не переспать, как получится. Ее тело недвусмысленно отреагировало на эти мысли.

— Мы не должны… — Она закрыла глаза, чтобы он не заметил, что она лжет. — Между нами уже не будет тех чувств.

— Нет? — Со следующим ударом сердца она почувствовала движение воздуха, как если бы он придвинулся ближе. Она открыла глаза и не смогла унять дрожь, когда он убрал прядь волос ей за ухо.

Он заметил, конечно, он все заметил — он всегда все замечает, — и губы его растянулись в улыбке, но глаза оставались серьезными.

Со стороны могло показаться, что он прошептал ей что-то на ухо.

Но он ничего не прошептал.

Он сделал кое-что похуже. Прикоснулся губами к ее шее, потом к щеке, и пока она всеми силами пыталась подавить в себе стон желания, шепнул:

— Как же ты мне нравишься.

Ее тело задрожало мелкой дрожью, вспоминая давно забытые ощущения.

— Подумай об этом, Тара.

А потом он ушел, оставив ее в том состоянии, когда невозможно сделать что-либо вразумительное и остается лишь все глубже погружаться в мысли.

Мысли о нем.

Глава 2

Удачные решения приходят из горького опыта. К несчастью, горький опыт является результатом неудачных решений.

Неделей позже температура воздуха подскочила до сорока градусов в тени. Пляж мерцал, океан был спокойным, и Форд вернулся в Лаки-Харбор, приняв участие в регате вокруг полуострова Байя.

Он больше не принимал участия в кругосветках, но совсем отказаться от регат так и не смог. Ему нравился азарт гонки.

Ему нравилось чувствовать себя живым.

Он бы и рад сказать, что большую часть жизни лез из кожи вон, чтобы быть лучшим из лучших. Но на самом деле ничего он для этого не делал. Искусство плавания давалось ему относительно легко. Как будто он родился с умением управлять парусом и перехитрить ветер. Он жил и дышал гонкой, пока это будоражило его, пот лился рекой, кровь закипала, и частичка его души была в каждом океане на планете.

И эти несколько дней ничем не отличались от прочих. Он снова наслаждался жизнью и получал за это хорошие деньги. Форд пришел в первой десятке, оставшись на олимпе, что оплачивалось просто божественно.

Когда-то он делал это ради денег. В те времена он был так беден, что ему зачастую не хватало денег на жилье. Теперь же появилось что-то еще. Что-то… неуловимое. Победа придавала ему сил и делала счастливым, и да, на короткий миг он чувствовал прилив адреналина, пронизывающий все тело.

Но затем все это, словно отлив, покидало его… ничего не оставляя после себя. Совсем ничего.

Черт побери, как же он устал от всего этого. Прошлой ночью он вернулся очень поздно, пришвартовавшись на пристани яхт-клуба Лаки-Харбора. Утро он провел, вычищая свою финскую, простого дизайна одноместную лодку. Затем провел техосмотр своей тридцатидвухфутовой моторной яхты, в которой спал прошлой ночью, вместо того чтобы поехать в свой дом на холме.

Он прошел мимо круизного катера «Кейп Дори», пришвартованного рядом с его яхтой. За что нужно было сказать спасибо Мэдди Мур.

Сумасшествие чистой воды. Мэдди была одной из сестер Тары.