Изменить размер шрифта - +
Ещё один свидетель – Джон Данн (John Dunn) – помимо крови перед домом обвиняемого сообщил о кровавом отпечатке пальца, оставленном на входной двери, хотя Ленокс и Джонсон этой детали не помнили. Позже все эти свидетеля принимали участие в уборке дома, которую оплатили родственники Томаса Эдмондсона и тогда же они видели фрагменты окровавленной одежды, найденные в камине в толще золы и углей.

Обвинение предъявляло им обгорелый кусок комбинезона с бурыми пятнами, предположительно, являвшийся частью той одежды, что была сожжена в доме Клементса, но свидетели улику не опознали и затруднились сказать, видели ли они именно этот кусок ткани в доме обвиняемого или какой-то другой.

Тем не менее, все эти свидетельства выглядели хорошо согласованными и даже в мелочах не противоречили друг другу. А Торн Джонсон к тому же, очень веско бросил тень подозрения на Роберта Клементса, рассказав о его странной осведомленности, проявленной в первые часы после трагедии. Напомним, что во время дачи показаний первому коронерскому жюри Клементс заявил о том, что Нетти Эдмондсон была зарезана, и Джонсону уже тогда показалась странной подобная точность умозаключений. Труп девочки был сильно загрязнён сажей и копотью, на него налипла трава, верхняя часть головы была отрублена и ножевя рана на шее в глаза совершенно не бросалась. Откуда Клементс мог знать, что девочка погибла от ножевых ранений, а не от ударов топором?

Определенным диссонансом прозвучал рассказ Айзека Тёрни, того самого человека, который видел момент поджога дома и сарая на территории фермы Эдмондсонов. Напомним, что появлению пламени предшествовали пронзительные мужской и женский крики – именно из-за них Тёрни насторожился, принялся смотреть в сторону соседнего участка и потому не пропустил момент появления пламени. Тёрни утверждал, что возгорание относится к 23 часам 25 ноября, что очевидно противоречило обвинительному заключению, датировавшему убийство семьи сутками ранее. Тем не менее, данное противоречие не следовало считать непримиримым и разрушающим версию обвинения, ведь кричать могла жена убийцы, да и сам убийца мог крикнуть, запугивая женщину. Кроме того, такое объяснение могло быть отнюдь не единственным. В любом случае, согласно версии обвинения на ферме Эдмондсонов вечером 25 ноября кричали отнюдь не жертвы.

Подчеркнём в этом месте, что крики, услышанные Тёрни, прокуратура в суде никак объяснять не пыталась, она попросту проигнорировало эту часть заявления свидетеля и об этом приходится сожалеть. Вообще же, сообщение о криках является любопытной деталью, которую обвинению было бы желательно как-то прояснить.

Защита довольно спокойно проводила перекрёстный допрос свидетелей обвинения и со стороны могло показаться, что никаких сюрпризов уже не будет. Процесс явно катился по тем рельсам, на которые его поставил окружной прокурор.

Но спокойствие оказалось обманчивым. Защита перешла в неожиданное наступление в то время, когда свидетельское место занял нотариус Хелмс. Казалось, этому человеку не следовало ждать каких-то неприятностей – прежде он работал в окружной прокуратуре, имел университетское образование и вообще выгодно отличался от простых фермеров, занимавших свидетельское место ранее. Но видимо на этом защита и решила сыграть! Когда Хелмс закончил давать свои показания и адвокаты Клементса получили возможность задавать вопросы, они набросились на нотариуса как свора гончих.

Они вытащили на свет историю встречи в магазине, во время которой обсуждался вопрос о справедливом разделе денежной премии в случае осуждения Клементса.

Быстрый переход