— Не понимаю, о чем вы.

— Я с детства знаю, что среди моих предков есть человек, которому не суждено умереть никогда; и с детства я мечтаю его встретить…

— Ваша матушка говорила мне об этой легенде, — сказал я. — Неужели вы в это верите?

— Я всегда в это верил, — ответил он. — И всегда думал, что мы могли бы вместе совершить великие дела, если бы он был моим соратником.

Глаза его блестели, он смотрел на меня со страстью; когда-то давно Карл повернул голову, его нижняя губа отвисла, прикрытые глаза казались мертвыми, и я пообещал ему: мы совершим великие дела. Я продолжал молчать, и Арман нетерпеливо спросил:

— Это тайна? Признайтесь.

— Вы считаете, что я бессмертен, — и смотрите на меня без ужаса?

— А что в этом ужасного?

Его лицо осветилось улыбкой, и он показался мне совсем юным; и в моем сердце шевельнулось что-то едва ощутимое, с еле слышным запахом тлена; пели фонтаны.

— Так это вы?

— Я.

— Значит, будущее принадлежит нам! — воскликнул он. — Спасибо, что вы спасли мне жизнь!

— Умерьте вашу радость, — сказал я. — Людям опасно жить рядом со мной. Им начинает казаться, что век их слишком краток, а все начинания напрасны.

— Я прекрасно сознаю, что располагаю единственной человеческой жизнью, и ваше присутствие ничего не меняет.

Он смотрел на меня, будто видел впервые, и уже жадно искал, как можно распорядиться выпавшей ему неслыханной удачей.

— Сколько вы всего перевидали! Вы были свидетелем Великой революции?

— Да.

— Вы потом расскажете мне о ней?

— Я почти не принимал в ней участия.

— Жаль!

Он посмотрел на меня слегка разочарованно. Вскоре я заметил:

— Ну вот я и пришел.

— Я вам не слишком помешаю, если ненадолго зайду к вам?

— Мне ничто никогда не мешает.

Я толкнул дверь в библиотеку. Из овальной рамки мне улыбалась Марианна, синее платье оставляло открытыми ее прелестные плечи.

— Вот бабушка вашей матери, — сказал я. — Она была моей женой.

— Она была красивой, — вежливо отозвался Арман.

Он окинул взглядом комнату:

— Вы прочли все эти книги?

— Почти.

— Верно, вы очень учены.

— Я больше не интересуюсь наукой.

Я смотрел на Марианну, и мне хотелось говорить о ней: она давно умерла, но для Армана она начала существовать именно сегодня, и она могла воскреснуть в его сердце прекрасной, юной и пылкой.

— Она верила в науку, — начал я. — Она, как и вы, верила в прогресс, разум, свободу. Она была страстно предана идее счастья всего человечества…

— А вы разве не верите в эти вещи?

— Разумеется, — кивнул я. — Но она… это было нечто совсем иное. Она была так полна жизни! Все, к чему она прикасалась, оживало: цветы, идеи…

— Женщины часто оказываются благороднее нас, — заметил Арман.

Промолчав, я задернул шторы и зажег лампу. Чем была для него Марианна? Мертвой среди миллионов других мертвецов? Она улыбалась своей застывшей улыбкой из овальной рамки: ей никогда не воскреснуть.

— Но почему вы больше не интересуетесь наукой? — спросил Арман.

От усталости он еле стоял на ногах, глаза его слипались, но у него не хватало духу уйти, не придумав, как бы меня использовать.

— Она не дает человеку средства выйти за пределы своего я, — ответил я.