— В нашей, — прервал его я, — могло случиться только то, что предсказал ты, потому что твой выбор стоял над его выбором, и созданная тобой ветвь была крепче, прочнее и…

— Да, — кивнул Олег, — моя ветвь имела в миллионы раз большую вероятность, чем…

— Иными словами, — я хотел полной ясности, слишком важно было для меня то, зачем я искал Олега почти год, мучительный год, когда я жил только воспоминаниями, — иными словами, на миллион выбранных тобой вариантов приходится один, выбранный кем-то другим.

— Может, не миллион, — Олег продолжал тереть пальцы, и этот жест почему-то раздражал меня настолько, что хотелось дать ему по рукам. — Может, десять миллионов. Или сто миллиардов. Нет статистики.

— Статистику ты набрал за эти годы, — сказал я уверенно. — Ты ведь в пророки пошел, чтобы набрать статистику, и не говори мне, что это не так! Не говори мне, ради Бога, что вдруг разочаровался в науке и пошел в народ только для того, чтобы помогать людям.

— Я им действительно помогаю…

— Некоторым! Олег, я тут околачиваюсь вторую неделю, слушаю рассказы тех, кто стоит у тебя в очереди… полгода некоторые стоят, между прочим… каждый день приходят, ждут и уходят, и приходят опять, а потом кто-нибудь из твоих секретарей подходит к человеку и говорит: „Он вас не примет, извините“, и возражения бесполезны. А некоторых ты принимаешь сразу и помогаешь только им, тобой отобранным, предсказываешь радости в творчестве, успехи в делах, счастье в личной жизни…

— Я хоть раз ошибся? — мягко спросил Олег.

— Нет! У тебя стопроцентная статистика! Это значит, что ты выбираешь нужную тебе ветвь многомирия с надежностью не менее десяти сигма…

— Восьми, — поправил он меня. — Пока статистика накоплена только для восьми сигма, и мне нужно еще года три, чтобы…

— Плевать, — сказал я. — Я искал тебя, чтобы…

— Это невозможно, Дима, — Олег, наконец, перестал стирать с пальцев невидимые следы мела, положил руки на колени и посмотрел мне в глаза. — Это невозможно, и ты это знаешь. Ты сам когда-то доказал теорему, согласно которой…

— Да, — кивнул я. — Доказал. Если в ветви N мультиверса мировая линия объекта А представляет собой отрезок длины L, то с помощью склеек с другими реальностями невозможно увеличить длину этой линии в данной конкретной ветви.

— Ты доказал. Чего же ты хочешь от меня, Дима? Иры нет в этом мире. Ты не удержал ее.

— Я не…

— Ты ее не удержал, — повторил Олег. — И что нам с тобой от того, что наша Ириша…

Он говорил „наша“. Он все еще жил с ощущением, что она лишь на время ушла от него к другому.

— …наша Ириша осталась жива в миллиардах других ветвей этого проклятого многомирия?

— Ты умеешь, — сказал я. — Ты гений склеек. Ты можешь соединять ветви многомирия в нужных точках и прививать их одну к другой, как Мичурин прививал ветку яблони к стволу груши.

— И чем это кончилось? — усмехнулся Олег. — Мичурин, Бербанк, Лысенко…

— Ты не хочешь даже попробовать! — закричал я.

— Я все время пробовал, — сказал он, и голос его прозвучал глухо, будто из-под воды.