– Хорошо, сейчас пошлю мальчишку в магазин. Сами не успеем сделать, – оправдываясь, произнес слуга и пошел к дверям, чтобы выполнить пожелание своей любимицы.

– Пусть возьмет фисташковое! – крикнула она вслед.

В это время на пороге комнаты появился другой человек в такой же зеленой ливрее.

– Госпожа! – шепотом позвал он ее, осмотрев комнату и убедившись, что она пуста. – Я меня для вас письмо.

– Что? – удивилась Фейруз, однако встала и подошла к двери. – От кого?

– Прошу вас, не говорите вашим родителям, что я осмелился принести его вам, – взмолился маленького роста толстячок, в котором девушка узнала привратника. – Я и сам не пойму, как я на такое решился. Но уж очень он был расстроен… Такой приятный юноша…

– О чем вы? Какой юноша? – подняла брови Фейруз, принимая у него из рук письмо.

– Не знаю… Я уж лучше пойду, – почти простонал привратник, вытирая со лба мелкие капли пота.

– Ладно, идите, – сжалилась девушка, видя, что каждая лишняя минута здесь кажется ему опасной. – Разберусь сама.

Вертя в длинных пальцах с отполированными ноготками голубой конверт, она вернулась в свое кресло. Однако вскрывать письмо сразу не стала, а несколько минут просидела в задумчивости, уронив на руку голову, так что кончик тяжелой косы коснулся ковра. Фейруз очень шло золотистое платье, в котором она ходила дома – оно прекрасно гармонировало с ее медового цвета глазами, в которых блестели золотые искорки. Широкие дуги четко очерченных бровей почти сходились у переносицы. Пухлые губы маленького рта казались необыкновенно яркими на бледном лице, кожа которого почти не знала солнца – Фейруз, как и все состоятельные девушки из индийских семей, очень дорожила своей светлой кожей, отличавшей ее от дочерна загорелых простолюдинок, которые и без того от природы были часто куда смуглее, чем холеные дочери старинных родов. Мягкий овал лица, чистый лоб – все напоминало в Фейруз о классической восточной красоте, о прелестных девушках средневековых персидских миниатюр, но более всего – сдержанная грациозность каждого ее жеста, каждого движения. Ее черты были, пожалуй, слишком тонкими, слишком одухотворенными для того, чтобы все без исключения считали девушку красавицей, но для тех, кому нравился такой тип внешности, Фейруз не имела равных в Лакхнау.

Выйдя из странной задумчивости, которая охватила ее, как только к ней в руки попал голубой конверт, Фейруз стала вскрывать письмо. Она испытывала при этом какое то непонятное волнение, тем более удивительное, что для него, казалось, не было никаких причин. В их дом каждый день приходили письма, адресованные ей лично, но никогда они не вызывали у нее беспокойства – даже своим содержанием, а не только внешним видом, как это.

«Может быть, это просто предчувствие чего то важного? – подумала девушка, ища причину своего волнения. – Но хорошего или плохого?»

Она развернула сложенный вчетверо лист и прочла первые строчки:

Скользит, как тень светила, мимо,

Не подарив короткий взгляд,

Та, что всю душу истомила…

– Секандар! – прошептала она, поднимая глаза от письма. – Его руку ни с чьей другой не спутаешь… Секандар пишет мне любовное письмо?

Она прижала руки к моментально покрасневшим щекам и закричала, будто ища спасения от постигшего ее несчастья:

– Мама! Мама!

– О, Боже! Девочка, что ты кричишь? Что с тобой? – вбежала в комнату испуганная мать и схватила дочь за руки, пытаясь заглянуть ей в глаза. – Что случилось?

– Прочтите сами! Вот, – Фейруз протянула ей голубой листок.

Мать подобрала соскользнувшее с головы от быстрого бега покрывало и посмотрела на строчки.