Да, не так просто решалось все: ведь и у Сергеева была своя правда, и не одна даже, а несколько, и самой главной из этих его правд была: кто может взять на себя ответственность решать за людей, не спросив их? Изменить что-то только для себя, для Наташи? А можно ли так? Вряд ли: если уж начнутся изменения, то покатятся, вероятно, лавиной.

Но смириться Зернов не мог. И решил все-таки сделать попытку изменить свою линию бытия, свою судьбу, карму, если угодно. Решил открыто выказать неповиновение Времени, Второй жизни.

Пришло время ехать на свидание с Адой. И Зернов решил, что не поедет. Это казалось делом достаточно простым: не надо было ничего делать, напротив: надо было ничего не делать. Просто удержаться — и все.

Ехать на свидание предстояло из дома. Зернов решил, что за час до срока примет основательную дозу снотворного. А перед тем запрется в квартире и выбросит ключ в окно. Интересно, как тут будет выкручиваться Время, не без самодовольства подумал Зернов, и весь этот план и мысли его доказывают лишь, насколько сильна бывает инерция сознания — инерция, позволявшая думать, что хотя бы мелкими своими поступками еще можно было распоряжаться по собственному усмотрению.

Свидание, как обычно, должно было состояться утром, до работы, поскольку в Первой жизни все это происходило по вечерам. Зернов проснулся не как обычно — сразу, а постепенно, но зато очень приятно: как будто медленно вылезал из теплой, душистой ванны. Встал. Голова была необычайно ясной. Он сразу же принял снотворное, потом сел завтракать. Посидел немного, настраивая себя на полный успех задуманного. И в самом деле: принял же он снотворное, как и хотел, и ничто не помешало ему! Правда, он никак не мог вспомнить: а не принимал ли он снотворное в это же время и в Первой жизни? Но он и не очень старался вспомнить. Пришла пора выбросить ключ. Зернов встал. Вышел в прихожую: ключ был в кармане пальто. Рука сама собой потянулась снять пальто с вешалки «Нет,— остановил себя Зернов,— этого делать не надо, нужно только достать из кармана ключ. Достать ключ!— приказал он мысленно сам себе.— Достать ключ!» Зернов напряг всю свою волю, пытаясь сконцентрировать ее в исчезающе малом объеме, чтобы она приобрела пробивную способность летящей пули. «Достать...» Вдруг сильно закружилась голова. Быстрее, быстрее. Он перестал видеть. Кажется, перехватило дыхание. Кажется, он падал. Кажется, кричал: его охватил почему-то дикий, необъяснимый ужас. Потом была тьма. Еще позже Зернов очнулся; ключ был в кармане пальто, пальто — на Зернове, Зернов — в автобусе, автобус ехал туда. Зернов сидел, никто не обращал на него внимания. Видимо, и в бессознательном состоянии он вел себя как нормальный человек. Вместо сознания действовало Время.

На этот раз Зернов приехал намного раньше, чем мог бы — в той жизни, он, проводив Аду, не уехал, как обычно, следующим автобусом, а задержался: захотелось побыть одному на природе, он давно не позволял себе этого. Дул ветер, но в лесу, подальше от опушки, он совсем утихал и лишь лениво шумел в вершинах. Под этот шум хорошо было думать. Нужно было думать. Попытка не удалась, но смиряться было рано. Зернов подумал, что Аде может быть, так же не хотелось ехать на эту встречу, как и ему самому, не хотелось близости, хотя близость была обязана наступить, хотели они того или нет. Но расхождение между желаемым и осуществимым копилось, концентрировалось, поднимало давление — до какого-то взрыва, который должен был, видимо, произойти в сознании, хотя вряд ли мог получить воплощение в реальных поступках. Или все-таки мог — каким-то совершенно неизвестным, но неизбежно простым способом.

Времени было еще много. Зернов вышел на поляну, где был и в тот раз.