— Я существую потому, что в свое время родился, надо полагать.
— Нет. Это было в прошлый раз. Родился, жил, умер. Нормальная последовательность для того времени. А сейчас — наоборот. Вернулся, жил, исчез. Или, если угодно, антиродился.
— Не понимаю все же.
— Что именно? Механизм антирождения? Ну, в этом я, естественно, не специалист, я по-прежнему филолог и, дожив до ранней молодости, снова окажусь на филологическом, а не на медицинском. Но если это тебя так интересует, позвони кому-нибудь из гинекологов, если только...
— Я лучше прямо отсюда подъеду.
— Отсюда ты, Митя, никуда не подъедешь, да и позвонить даже не сможешь — если только в том, прежнем течении времени у тебя в этот день не было никаких контактов с гинекологами.
— Зачем они были мне нужны? Ната здорова. Но при чем тут...
— В том-то и дело. Тебе придется — как и мне, и каждому вернувшемуся, просто поверить, что так все и происходит. «Вернувшиеся» — это вместо «воскресшие»: тот термин чересчур окрашен эмоционально и мифологически. Вот вернулся ты, а двадцать лет назад — я...
— Выходит, ты пережил меня на двадцать лет? Ну, знаешь...
— Видишь, ты уже ориентируешься в новой системе понятий. Да, на двадцать... Но ты не обижайся: дело прошлое. Так что теперь я соответственно на двадцать лет старше тебя, богаче в смысле опыта, ко многому успел привыкнуть. Но если тебя волнуют вопросы продолжительности жизни, можешь утешиться тем, что исчезну я на восемь лет раньше тебя. И ты будешь еще студентом, когда я окажусь уже в начальной школе. Устраивает?
Зернов пожал плечами.
— Давай о деле. В том, что ты излагаешь, я вижу все больше слабых мест...
— Жизнь вообще полна всяческих алогичностей. Разве когда-нибудь было иначе? Никто не запрещает тебе думать, только вот опровергать лучше не пытайся: безнадежная задача. Лучше усвой то, что в главном ты уже понял: дело далеко не исчерпывается тем, что мы движемся от старости к детству, а не наоборот. Мы еще и проходим этот обратный путь след в след, точно так, как совершали его в тот раз, только в обратном порядке. След в след, и если сейчас мы с тобой сидим здесь и разговариваем, то лишь потому, что в тот раз, когда мы вышли из редакции, закончив процедуру передачи дел — временной, считалось, но было ясно, что ты ложишься надолго, хотя никто не знал, конечно, что ты больше не вернешься... Ну ладно, ладно... Так вот, когда мы спустились сюда, машины еще не было — директорской, она потом отвезла нас к тебе...
— Та, что сейчас привезла нас сюда?
— Именно. Ее тогда не было более получаса, и мы с тобой сидели вот на этом самом месте и болтали. Вот почему у нас и сейчас нашлась возможность посидеть и поговорить. Иначе ее не возникло бы. Так что если у тебя в той жизни — так говорить проще всего: в той жизни — не было в этот день встречи с гинекологом, то и на этот раз ты его никак не встретишь.
— Ты абсолютно уверен? Стопроцентно?
— На сто в квадрате. Невозможно, и все.
— Хорошо. Тогда объясни вот что. Ты прав: в прошлый раз мы сидели тут же, я помню, но говорили-то мы не об этом! Об этом мы в тот раз никак не могли разговаривать, верно? И когда три дня назад я звонил тебе из дому — согласен, это было повторением звонка в той, как ты говоришь, жизни,— но в тот раз мы и по телефону говорили совсем другое, я точно помню, я тебя спрашивал о заседании тиражной комиссии. А раз так — а оно именно так! — значит, не все повторяется! Согласен?
— Было бы странно, если бы до тебя никто не заметил этого несоответствия. Все его замечают. И, наверное, куда больше думали над этим и понимали, те, кто жил до нас и успел исчезнуть прежде нас,— отдаленные потомки. |