Она никогда не была так зла ни на Отем, ни на меня – даже все лицо раскраснелось, когда вернулась домой из Бронкса поздно ночью во вторник. И даже это было не самое плохое. Обиднее всего то, насколько она разочаровалась в нас и как сейчас на нас смотрит. Словно больше не знает, кто мы такие.

Я понимаю, что она чувствует. Иногда я и сам не знаю.

С «Худшего дня в жизни» прошло две с половиной недели, а мы до сих пор пытаемся осознать, что теперь для нас «нормальность». Пока рано говорить, что будет с Отем. Она сотрудничает с полицией, и Кристи в качестве ее адвоката старается изо всех сил; я надеюсь, что сестра отделается условным наказанием и исправительными работами. К которым она уже приступила в приюте, где специализируются на уходе за зависимыми.

Или лучше сказать мы уже приступили.

– Ты будешь делать все то же самое, что и она, – разъяренно заявила мама, и я даже не думал спорить. Могло быть гораздо хуже: Чарли Сент-Клера родители сплавили в военное училище в Нью-Гэмпшире.

Мы с Отем работаем волонтерами в приюте три дня в неделю, и если целью было заставить нас почувствовать, какие же мы сволочи, раз приняли участие в распространении опиоидов, то она достигнута. Я, конечно, знал: то, что Отем, Чарли и Бони продавали богатеньким ученикам Карлтона таблетки, которые в аптеке без рецепта не выдадут, – это часть глобальной проблемы. Но совсем другое дело увидеть все собственными глазами, особенно учитывая, что среди моих обязанностей – организация досуга для живущих в приюте детей. После того, как я сыграл в баскетбол с восьмилетним парнем, и он между бросками рассказал, что его мама сорвалась в третий раз, я ни к чему сильнее аспирина и близко не подхожу.

Когда очередная смена в пятницу подходит к концу, мы с Отем вымотаны до предела. Вернуться домой, когда там тихо, уже большое облегчение. Сегодня у мамы встреча с Джеймсом Шепардом, как, впрочем, почти каждый день на этой неделе, так что мы пока освобождены от ее Убийственного Взгляда.

– Вечером работаешь? – спрашивает Отем, сбрасывая кроссовки и падая на диван. Дома все как прежде: когда мы начали уборку, я с облегчением понял, что большая часть мебели не пострадала. Кое-что пришлось заменить, особенно из посуды, но все покрыла страховка. Оказалось, что о доме мама побеспокоилась больше, чем о бизнесе.

Я падаю на другой конец дивана.

– Да, с семи. – Объяснять, где я работаю, не надо. После признания Айви в том, что она сделала в «Запасном шаре», мы вот-вот получим компенсацию, и теперь у каждого по одной работе. Я остался в «Гарретс», пусть он и далеко, а Отем продолжает ездить на фургоне-убийце. Мистер Сорренто отнесся к нашей ситуации с большим пониманием. – А ты?

– Нет, – она зевает и трет глаза. – У меня выходной.

– Что будешь делать?

Отем фыркает.

– О, у меня большие планы! Смотреть «Нетфликс», есть мороженое, вырезать Гейба со всех фоток и сжечь…

– Круто. Дай знать, если с последним пунктом тебе понадобится помощь.

Сестра послала Гейба сразу же, как стало известно, что он сообщил мое имя тренеру Кендаллу. Может, она бы и осталась с ним – из чувства сострадания, ведь и сама чувствовала вину, однако, назвав мое имя, Лузер Гейб решил свою судьбу. Пожалуй, у всей этой гнусной истории есть и плюс – мы наконец от него избавились.

– Как будешь добираться до «Гарретс»? – спрашивает Отем.

Я подавляю вздох.

– Папа отвезет.

Впервые верный своим словам папа действительно вернулся в Карлтон и начал работать в «Уайт-энд-Уэст мьюзик эмпориум», ворвавшись в мою жизнь в качестве друга-переростка, который никогда не был мне нужен.