- Тебе нравится мокнуть? - поинтересовалась незаметно подошедшая Велия.
- Да, - пожал я плечами. - Почему бы нет?
Она осторожно прижалась ко мне, чуть дрожа от холода.
- Ненавижу такую погоду, - пожаловалась она. - Скучно, серо, тоскливо.
- Зато тихо и спокойно, - возразил я.
Одиночество… Один среди пустыни Вселенной… Только я и мои мысли… Ничто не тревожит, ничто не волнует… Нет ни правил, ни законов - только я и одиночество…
- В такую погоду чувствуешь себя совершенно одиноко.
- Неужели хорошо быть покинутым и одиноким?
- Наверное.
Я аккуратно обнял Велию за изящную талию.
- Фу, - поморщилась она, сильнее прижимаясь ко мне, - ты мокрый, холодный и скользкий.
- Разве от этого ты будешь любить меня меньше? - невинно спросил я.
- Дурак, - насупилась Велия, нисколько не обидевшись. - Ты ведь уже не вернешься в Лоренгард?
- Кто знает?
Конечно, мне не суждено вернуться. Мой проездной кончается. Осталась одна поездка в одну сторону - домой. И больше я никогда не смогу сесть за пульт к-капсулы: слишком многое понял. Похоже, как альтернатор я сдох окончательно и бесповоротно. Потому что, даже если целенаправленно передавить всех козявок в доисторические времена, прошлое нисколько не изменится. А если так, то зачем все это? Лишние А-миры отмирают. Настоящее развивается. Обычная тупая ролевая игра! Сраная RPG, в которой никому не суждено выиграть.
- Я чувствую, что не вернешься. Ты не такой, как все. Почему? - тихо спросила Велия.
- Потому что я - это я, а все - это никто.
Даже через свинцовые тучи я видел яркие, холодные и манящие звезды. Ледяные' струи били по щекам, но это нисколько меня не тревожило. Горячее тело Велии отогревало давно покрытую инеем душу.
- Все давно разошлись. Даже Перри ушел по делам. Мы одни.
- По делам? - удивился я. - В такую погоду? И что ты ему сказала, что он предпочел убраться?
- Дурак, - нежно произнесла она, прижимаясь ко мне еще сильнее. - Ничего я ему не говорила. Перри не такой дуб, каким кажется. Сам все прекрасно понял… Присмотри там за ним.
- Постараюсь, - усмехнулся я, наслаждаясь волнами спокойствия, исходящими от нее.
«Слушай беззвучие, - говорила Маргарита мастеру, и песок шуршал под ее босыми ногами, - слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, - тишиной. Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я.
Так говорила Маргарита, идя с мастером по направлению к вечному их дому, и мастеру казалось, что слова Маргариты струятся так же, как струился и шептал оставленный позади ручей, и память мастера, беспокойная, исколотая иглами память, стала потухать. Кто-то отпускал на свободу мастера, как сам он только что отпустил им созданного героя. |