— Не знаю, — признался он (уже не вздрагивая, когда к нему так обращались или называли «господин Ливу»). — Могу лишь предположить, что никакого вреда не будет, когда знаешь, что делаешь.

Эренс с довольным видом усмехнулся.

— С другой стороны, множество катастроф произошло как раз из-за людей, которые считали, что они знают, что делают.

— Аминь! — победоносно заключил Кай и повернулся к своему приятелю. — Ну как?

— Что сказал наш новый друг? — Эренс потянулся за бутылкой. — Он не знает.

— Тебе следовало бы вернуться к спящим.

— Они не спят.

— Бодрствовать положено только двоим.

— Тогда иди и принимай любимую позу.

— Сейчас не моя очередь. Ты проснулся первым.

— Я не спал!

— И так далее, и так далее…

Иногда он надевал скафандр и через шлюз отправлялся на прогулку по кораблю. В одном конце судна находился тесный и маленький отсек для двигателя, в другом — почти таких же размеров жилой отсек, а между ними — бесконечные коридоры, битком набитые спящими.

Он шёл по холодным тёмным проходам, слева и справа тянулись ряды тусклых красных лампочек, расположенных над ячейками, в которых лежали замороженные люди. Ячейки напоминали выдвижные ящички в шкафу для хранения документов. Иногда он останавливался и выключал фонарь на шлеме своего скафандра, тогда цепочка красных искр плавно изгибалась, подчиняясь спирали коридора. Двигаясь внутри безмолвного тела корабля, он, как правило, выбирал внешний коридор, самый первый, это помогало оценить масштабы судна. Постепенно гравитация корабля снижалась; ему приходилось перемещаться с помощью скользящих прыжков, из-за которых он чаще оказывался под потолком, чем продвигался вперёд. На выдвижных ящиках-гробах имелись ручки, и он пользовался ими, когда хождение делалось неэффективным. Так он тащил себя к центру корабля, перехватывая ручки, словно скобы ступенек.

Посередине «Отсутствующих Друзей» проходила шахта лифта — от жилого отсека до двигателя. Оказавшись в центре корабля, он вызывал лифт, если тот не дожидался его с прошлого раза. Он вплывал внутрь залитого жёлтым светом цилиндра. Помещал фонарик предмет в центре кабины и наблюдал за тем, удалось ли расположить его точно в центре всей медленно вращающейся вокруг своей оси массы корабля. У него хватало терпения проводить так не один час — дожидаясь (в этом он честно себе признавался), когда одна часть его помешательства победит другую.

Если фонарик сдвигался, оказываясь на стене, полу, потолке кабины лифта или уплывали через открытую дверь, то ему приходилось возвращаться обратно тем же путём, каким он пришёл сюда: лететь, взбираться, подтягиваться и так далее… Если же предмет по прошествии долгого времени оставался в центре помещения, то он мог разрешить себе путешествие в жилой отсек на лифте.

— Брось, Ливу, — закуривая трубку, произнёс Эренс. — Что всё-таки вынудило тебя отправиться в этот полет, а?

— Мне не хочется об этом говорить.

Он включил вентиляцию, стремясь избавиться от клубов наркотического дыма, медленно заполнявших «колесо обозрения» — так они назвали одно из помещений жилого отсека, единственное место, откуда через окна можно было смотреть на звёзды.