Он включил вентиляцию, стремясь избавиться от клубов наркотического дыма, медленно заполнявших «колесо обозрения» — так они назвали одно из помещений жилого отсека, единственное место, откуда через окна можно было смотреть на звёзды. Периодически он поднимался туда любоваться необыкновенной красоты панорамой, иногда даже читал здесь стихи…

Эренс изредка тоже сюда наведывался, а вот Кай — никогда. Как утверждал его приятель, Кая при виде раскинувшегося безмолвного космоса охватывала тоска по дому.

— Чем это можно объяснить?

Закалве покачал головой и откинулся в кресле, уставясь в темноту.

— Это тебя не касается.

— Хочешь, я расскажу тебе, почему я оказался здесь, на этом корабле, если… если ты мне расскажешь, что ты забыл здесь. — Эренс произнёс эту фразу тоном капризного ребёнка, выбирающего себе партнёров по игре.

— Брось, приятель.

— Знаешь, какая у меня интересная история?

— Да уж, не сомневаюсь…

— Но я тебе ничего не расскажу, пока ты не будешь со мной откровенным. Не упускай такой шанс.

— Попробую это пережить, — отозвался он и выключил освещение.

В сгущающейся темноте вспыхивало красным при каждой затяжке лицо курившего трубку мужчины. Тем не менее Эренс заметил отрицательный жест, когда протянул трубку с наркотиком своему соседу, и пренебрежительно фыркнул.

— Тебе следовало бы стать раскованнее, друг мой. — Кресло тихо скрипнуло: очевидно, Эренс решил устроиться поудобнее. — Слови кайф, тогда легче будет поделиться своими проблемами.

— Какими проблемами?

Он увидел в темноте, как его сосед качает головой.

— Нечего прикидываться, на этом корабле нет таких, кто не убегал бы от собственных проблем — поэтому и выбрали такой способ путешествия.

— А-а, так я вижу перед собой местного психотерапевта?

— Да пошёл ты! Никто ведь не вернётся из этого путешествия… не вернётся домой. К тому же половина наших родственников и знакомых, вероятно, уже умерли, а остальные последуют за ними, когда мы доберёмся до места назначения. Так как мы никогда больше не увидим знакомые лица… да и вообще не увидим собственный дом, планету… следовательно, должны существовать чертовски важные и чертовски скверные причины для того, чтобы превратиться в бесчувственное тело и отправиться в таком виде куда подальше. У всех нас имеется повод от чего-то или кого-то бежать…

— А может, некоторые из присутствующих здесь просто любят путешествовать?

— Чушь, путешествовать так  не любит никто!

— Ну и ладно. — Закалве пожал плечами.

— Нет, давай, чёрт побери, поспорим.

— Я не верю в споры.

Закалве смотрел в темноту и видел прямо перед собой огромный линейный корабль — судно чётким силуэтом высилось на фоне сумеречного света, но не было застывшим, мёртвым — все его закованные в броню палубы источали явную, нарастающую с каждой секундой угрозу.

— Ну, ты даёшь! — искренне удивился Эренс. — А я-то считал, равного мне по степени цинизма отыскать невозможно.

— Это не цинизм, — спокойно ответил он. — Просто мне кажется, что люди переоценивают значение споров. Им просто нравится слышать собственные речи.

— Спасибо, просветил.

— Не стоит благодарности. А если тебе действительно интересны мои соображения на этот счёт…

— Давай-давай!

— Большинство людей не готово… не хотят изменить своё мнение. — Он следил за тем, как медленно поворачивается перед ним тёмное пространство космоса, усеянное звёздами (Эти звезды тоже взорвутся когда-нибудь, напомнил он себе).