— Если твои рассуждения не циничны, что же тогда ты понимаешь под цинизмом? — фыркнул Эренс.

— Я думаю так: то, во что люди верят, они и считают правильным. — В его голосе слышалась горечь. — А доводы, утверждения… словом, то, о чём можно спорить, появляется позже и, в сущности, не имеет смысла. Именно поэтому спор нельзя выиграть…

— Так что же ты предлагаешь, профессор, взамен этих бессмысленных с твоей точки зрения споров?

— Соглашаться… не соглашаться, — Закалве тихо усмехнулся. — Или драться.

— Драться?

— А что ещё остаётся? — пожал он плечами.

— Например, переговоры…

— Переговоры — это способ прийти к какому-то выводу, а это невозможно, так же, как одержать победу в споре.

— Значит, не соглашаться или драться — всё сводится к этому?

— Если до этого дойдёт…

Некоторое время Эренс молча посасывал трубку, пока красное свечение не потускнело, затем спросил:

— Ты ведь служил в армии, да?

Его собеседник, казалось, целиком был поглощён открывавшимся перед ним зрелищем — мерцавшими звёздами в темноте космоса, и всё же повернул голову и посмотрел на соседа.

— Думаю, так получилось, что из-за этой войны мы все служили в армии, не правда ли?

— Хм-м, — глубокомысленно промычал Эренс.

В «колесе обозрения» установилась тишина. Они оба молча смотрели, как плывут им навстречу блистающие сонмы звёзд.

Он остановился в длинном, закрученном спиралью коридоре, примерно на полпути к середине корабля; в ногах почти не чувствовалось веса, щеки немного горели из-за повысившегося кровяного давления. Цепочка красных огоньков уходила вдаль, и ему вдруг страстно захотелось увидеть кого-нибудь из спящих. Такое желание овладело им впервые, обычно он вообще не думал о штабелях замороженных людей, которые вёз корабль. Его проинструктировали, как обращаться с этими выдвижными ящиками, после того как он добровольно согласился нести вахту, причём сделали это дважды. Включив фонарь скафандра, он выдвинул пульт управления ящиком. Осторожно, одним пальцем, не снимая перчатки скафандра, набрал код, который, по утверждению Эренса, отключал корабельную систему слежения. Рядом с красным зажёгся голубой огонёк; красный горел по-прежнему — если бы лампочка замигала, это свидетельствовало бы о сбое, и судно немедленно отреагировало бы на сигнал.

Он отпер шкаф и выдвинул ящик целиком. Фамилия женщины, напечатанная на крышке, была ему не знакома. Он поднял крышку. Спокойное, мертвенно-бледное лицо, руки сложены на груди поверх бумажной туники. Ногти достаточно длинные — это, по утверждению Эренса, свидетельствовало о том, что человек ещё жив. Но возможно, она успела их отрастить ещё при жизни. Из носа и рта тянутся трубочки. Тело обернуто в прозрачный пластик, блеснувший в лучах света его фонарика: словно товар, выставленный в магазине, подумалось ему. Судя по показаниям на небольшом экране, вспыхнувшем над её головой, она пребывала в неплохой форме — для человека, находившегося так близко к границе жизни и смерти. Бросив взгляд на пульт управления, он ввёл новый код; на всей поверхности пульта зажглись и замигали многочисленные разноцветные огоньки, но красная лампочка по-прежнему горела, не мигая. Он открыл дверцу под экраном и вытащил наружу небольшую прозрачную сферу, напоминающую кусочек льда, которую пронизывало множество зелёных проводков. Сунув другую руку поглубже, нащупал небольшую кнопку.