— Кушай, девка, а то тоща больно!

И выплыла за дверь.

Мужчины сидели по одну сторону, мне место досталось напротив.

Признаться, я немного растерялась. Меня никто ни о чем не спрашивал, все молча принялись за пироги. Совершенно не понимая, что нужно делать и говорить, я притянула еще ближе мисочку с медом, зачерпнула — гречишный! Самый мой любимый! Такой вкусный мне здесь еще не попадался. Запила отваром. Очень вкусно, с нотками лимона и мяты, жгучий и охлаждающий одновременно…

Я и сама не заметила, как очнулась от странной тишины в комнате. Никто не прихлебывал горячий чай, не дул на него в ожидании, пока остынет, не двигал миски с пирогами…

Когда я подняла глаза, то поняла, что есть они уже прекратили, а смотрят, как я доскребаю дно у плошечки с медом. Мне стало неловко. Она, эта плошка, вовсе не была такой уж большой. Но, наверное, мед стоял для всех…

Мужик с усами откровенно улыбался, глядя на меня. Я смутилась, поставила плошку на стол и, даже, отодвинула ее немного. Типа — вы пироги ели — я мед, какие претензии?

— Ну, гостья, скажи, чем тебя обидели, что ты есть отказалась?

— Гостья?! Неделю не мытая, служанка не разговаривает, что с саргом — неизвестно, может быть их уже казнили всех? Вещи мои непонятно где, даже руки занять нечем, там у меня вязание было, я чуть с ума от безделья не сошла… не так гостей содержат, лацита тиргус, не так!

Старик выслушал все мои тирады совершенно спокойно, медленно повернулся к сыну, поднял руку и постучал ему пальцем по лбу:

— Вот, Сейд, сам убедись! Хоть рава, хоть не рава, а ежели баба — то завсегда — дура! И ежели занятия у нее нет, то такого придумает — аж удивишься! Так что ты слушай, что отец-то говорит, слушай!

— Отец, да ведь она — иноземка. Видишь, говорит — мыться не давали. Селянка бы и не заметила. А так — напугали ее зря только, да и все. Откуда ей знать, как положено?

27.

Провожал меня в мою комнату этот самый сын. Титул сына лацита тиргуса — тирг.

Пробы консервов назначили на завтра.

Слово «девка» — вовсе не хамское обращение, а социальный статус сельской молодой и незамужней девушки.

Но мне пришлось сказать, что я вдова. Вряд ли идею развода здесь бы одобрили. А так — все просто. Молодая вдова, после смерти мужа переезжала на корабле к родне, да и попала в шторм.

— Тирг Сейд, а почему сразу то было не попробовать консервы? Зачем говорили, что казнят?

Он смешно замялся…

— Так это… Ну, шутка дурацкая такая…Но кто же подумать то мог, что вы все всерьез воспримите, рава Лейна?! Ваши вон, из сарга-то, сидят спокойно, ожидают, когда пробы снимать будем.

— Так зачем ждать-то?

— Рава Лена, откуда бы мы узнали, что это и правда может храниться долго? Вот вы говорите — всю осень и зиму, значит за девятину точно ничего не случится с продуктами.

— А закрыли меня зачем? И служанка на вопросы не отвечала — почему?

Он серьезно посмотрел на меня и сказал:

— Ты, рава Лейна, где умная-умная, а где — как ребенок… Отца дважды отравить пытались. Это ведь крепость рава, а не бабий сход. Не так просто яд пронести и подсыпать, а ведь смогли. Матушка моя тогда погибла… И слуг шесть человек… Да еще потом казнить пришлось троих. А уж сейчас, когда семья получила статус «лацита» — все проверяется. И вас проверяли. И не шутка это, что сами будете первые пробовать… Конечно, никто не подумал, что отравители вот так, на дурнинку, толпой явятся. Но и без присмотра вас оставлять нельзя было. Сельчане твои тоже в комнате под замком.