– Егор! – раздался вдруг заставивший вздрогнуть Плюха возглас.

Он медленно разжал объятия, а Забияка, будто опомнившись, резко оттолкнула его от себя. Непроизвольно сделав пару шагов назад, разведчик едва не налетел на кого-то спиной. Еще не обернувшись, он уже знал, кого там увидит – этот голос он не мог перепутать ни с чьим другим.

– Егор… Как ты… как ты мог?.. Я ведь так ждала тебя!..

Он все-таки повернулся. И тут же, словно с обрыва, ухнул в наполненные слезами «болотного» цвета глаза, с укором глядящие на него из-под непослушной темной челки.

– Прости меня… – прошептал он, не в силах посмотреть в них открыто и прямо. – Прости, но я не мог… Я не хотел, но…

Сердце вдруг словно пропустило такт. Плюх, ощутив внезапную пустоту, стремительно обернулся. Поручик Соболева уходила вдаль по Пушкинской улице. Она шла по-военному уверенно и твердо, гордо вскинув голову в пятнистой бандане, не обращая больше внимания ни на чуждую архитектуру, ни на мчавшиеся над ней вереницы глайдеров.

– Прости, – повторил он едва слышно, будто себе самому, и, чувствуя, как внутри него переворачивается мир, помчался догонять Илону.

На упругий розовый пол «коридора» они рухнули вместе, Плюх в последний миг успел вывернуться, чтобы не придавить девушку. Та сразу вскочила, явно собираясь бежать, но из снова вернувшей прежние размеры «глотки» прямо на нее вылетел Блямс. Восторженно заблямкав, он снова сбил ее с ног. Косморазведчик подал ей руку, но Илона поднялась сама.

– Блямсик, хороший мой, нашелся, – прижалась она к зеленому боку «богомола».

– Блямс-блямс-блямс!.. – нежно заворковал тот в ответ.

– Давайте отложим нежности на потом, – с трудом, но все же взял себя в руки Плюх. И сказал, глядя на Блямса, словно обращался непосредственно к нему: – Пойдемте искать Шершня. А если… не получится – то выход отсюда. Не думаю, что здесь стоит надолго оставаться.

Дальше идти по этому ответвлению не имело смысла. Оставалось вернуться к входу и, если сталкера там не окажется, пойти по правой ветке «коридора». Если же Шершня не будет и там, значит, он остался снаружи. В этом случае, решил косморазведчик, сталкер сам выбрал свою судьбу, и рисковать жизнями, в том числе своей, он не собирался. Насильно идти за собой он никого не принуждал, и если Шершень надумал остаться, то взял ответственность за свою жизнь на себя. Думать так было, конечно, не очень приятно, но Плюх посчитал, что его совесть чиста – у него и так есть о ком беспокоиться и заботиться, помимо имеющего свою голову на плечах тертого мужика.

Вслух он свое решение озвучивать не стал, но был более чем уверен, что Илона думает так же. Ничего, конечно, не стоило у нее это уточнить, вот только во рту почему-то сразу становилось сухо, язык прилипал к нёбу, как только он представлял, что надо что-то сказать девушке лично. Оставался, конечно, шанс, что «посещение Ростова» было исключительно его видением, но почему-то верилось в это мало. Окончательно его сомнения развеяла сама Илона, которая делано-равнодушным тоном, не глядя на него, поинтересовалась:

– Это и была та самая Машечка?

Плюх вместо ответа кивнул, непроизвольно громко сглотнув.

– Ничего так дамочка. Росточек только подкачал, – хмыкнула Илона, – вы с ней как Пат и Паташон рядом смотритесь.

– Не знаком с такими, – наконец-то сумел Плюх обратиться именно к девушке.