Она вдруг очень обрадовалась, что на ней шлем, потому что ей не хотелось, чтобы Джек заметил щенячью тоску в ее взгляде. Голос Джека был пропитан горячим техасским солнцем, и от этого мрачный день, сразу стал ярче.

   Он сегодня в черном костюме, без солнцезащитных очков и похож на головореза из шпионского фильма. Было что-то внушающее благоговение в его мощи, в звездах и полосахна груди — эмблеме американской команды.

   — Спасибо за новости. Увидимся, — сказала Элизабет.

   Но он огромной лапищей схватил ее за перчатки, прежде чем она успела оттолкнуться.

   — Он просил меня тебе помочь.

   — Ганс просил тебя тренировать меня? — повторила Элизабет.

   — Да, — сказал Джек и пожал плечами, устремив на нее взгляд темных глаз. — Сегодня я должен навести блеск на свой супергигант, но ничего не имею против того, чтобы указать на твои ошибки.

   Ганс. Вот неожиданность. Это, конечно, для нее полезно, даже хорошо, Ганс понимал, но он ведь не может думать ни о чем, кроме лыж. Это самоубийство — получить урок у Джека Тэйлора. «Указать на твои ошибки»!

   Она должна это скушать, потому что Джек в супергиганте неподражаем. Этот вид спуска получается у него лучше всего. У Тэйлора есть чему поучиться. Да о чем она?

   Разве у нее есть выбор?

   — Спасибо. Это было бы прекрасно, — пробормотала Элизабет.

   Она избегала его с того дня, как появилась в Давосе.

   До нее вдруг дошло, что она впервые после Кубка мира сидит его на лыжах.

   — О'кей, — ровным голосом сказал Джек, выругав про себя Ганса Вольфа.

   Он слишком многим обязан Гансу, чтобы отказать, но старик сам не понимал, о чем просит. Эта Элизабет… Ему надо выбросить ее из головы, не думать о будущем с такой испорченной маленькой стервой. Сначала она отвергла все его доводы о необходимости уехать из Англии и начать тренировки, как будто Олимпиада — это ничто, как будто ее работа в «Драконе» — на самом деле все. Отец никогда не даст ей шанса, она должна это понимать.

   «Ей надо было приехать сюда одновременно со мной, — со злостью думал Джек. — Потом она наконец появилась и устроилась в своем отеле, нарушила расписание, вопит на меня…»

   Джек относился к лыжам очень серьезно. На последних соревнованиях Элизабет завоевала его уважение, а сейчас пошли слухи из британского лагеря: она взялась за прежнее, ведет себя словно примадонна. На этот раз ее увлек «бизнес», а не мальчики. Но это все равно. Игрушки.

   Игры.

   А он все это время тосковал по ней. Не был с ней рядом. Не видел, как она себя ведет. Когда Элизабет появилась в лагере, она была очень слаба. Это убило его.

   Ведь до Игр оставалось всего несколько недель! Она приехала с опозданием, на взводе… А у Сэвидж ведь на самом деле есть все данные, чтобы стать одной из самых великих лыжниц. Джек это понимал, чуял, как лис чует лисицу. Возмутительно так наплевательски относиться к своему дару. Если бы кто-то из его детей вел себя подобным образом, он бы не задумываясь высек его розгами.

   Эта Сэвидж просто сводит его с ума.

   Но была еще маленькая проблема — в нем самом.

   Действительно, легко злиться на Элизабет. Но не так легко не обращать на нее внимания. Или забыть. «Почему меня должно раздражать, что какая-то англичанка не отвечает на мои телефонные звонки?» — сердито думал Джек.