Богата? Ковенант? Она хотела знать больше, но не решилась расспрашивать. Если ей придётся выйти замуж за этого человека, тогда так и будет, у неё нет выбора, но она не может заставить себя показывать счастье и нетерпение, которое не испытывает. Она не поддалась искушению быть с ним жестокой, и может любовь ещё появится, но сейчас она чувствовала, как слезы жгут ей глаза, так как она смотрела поверх его головы на солнечные лучи, прорезающиеся сквозь преждевременно пожелтевшие листья буков. К тому моменту, как упадут листья, она будет замужем, деля постель с Сэмюэлем Скэммеллом.

— Нет! — она не собиралась говорить вслух.

— Дорогая? — он напряженно посмотрел на неё.

— Нет, нет, нет! — теперь она чувствовала, как щиплют слезы и заспешила, надеясь, что речь удержит их, поскольку её решение с тихим достоинством подчиниться сломалось почти сразу же, как только родилось.

— Я хочу выйти замуж, сэр, и хочу выйти замуж по любви, и детей иметь в любви и воспитывать их в любви, — она перевела дух, слезы текли по щекам, она понимала тщетность своих слов, нереальность, а в голове пульсировало от ужаса, что ей придётся выйти замуж за этого вяло — губого, брызгающего мочой и пускающего по ветру человека. Она злилась, нет, не на него, а потому что он увидел её слезы. — Я не хочу этой свадьбы, я не хочу никакой свадьбы, я лучше умру…. - она остановилась. Она лучше умрёт, чем будет воспитывать детей в доме Мэтью Слайта, но она не может сказать так из-за страха, что эти слова дойдут до него. Несмотря на нелогичность и слезы, она кипела от злости на Скэммелла.

Он был ошеломлён. Он хотел этой свадьбы, он хотел её с того самого момента, как Мэтью Слайт предложил ему этот брак, потому что женитьба на Доркас Слайт превращала Сэмюэла Скэммелла в очень богатого человека. Затем, прошлым вечером он увидел её и захотел жениться ещё больше. Мэтью Слайт не описывал свою дочь, и Скэммелл был поражен её красотой.

Прошлым вечером он не верил в свою удачу. Девушка изумительной красоты и спокойного нрава, все плотские желания взбудоражились в нём. Теперь эта же серьёзная, почтительная девушка напустилась на него, оскорбляет, а он, нахмурившись, терпит это.

— Ребенок должен слушаться своих родителей, а жена своего мужа, — голосом проповедника, сочным и строгим, сказал он. Он нервничал, но Мэтью Слайт уверил его в необходимости быть твердым. — Мы живем в любви Бога, а не земной любви плоти и удовольствий. Он расхаживал, будто выступал на конгрегации пуритан. — Земная любовь порочна, и плоть порочна, но нас призывают к небесной любви, Божьей любви, к священному таинству Его и Его Сына. — она покачала головой, беспомощная перед пуританским разглагольствованием, он шагнул к ней, голос стал громче. — «Кого любит Господь, того Он наказывает!»

Она посмотрела на него с горечью в душе, и процитировала в ответ:

«Отец мой наказывает бичами, а я буду наказывать вас скорпионами».

Скэммелл взглянул на неё.

— Следует ли мне сказать вашему отцу, что вы отвергаете его желание?

её будут бить, она знала. Если она отвергнет этого мужчину, отец запрет её в комнате, посадит на хлеб и воду, потом когда на западе будет садиться солнце, он придёт к ней с толстым кожаным ремнем в руке. Он будет молотить её им, вопя, что это воля Господняя и что она грешница. Она не могла вынести и мысли о синяках и крови, рыданий под свистящими ударами ремня.

— Нет.

Скэммелл качался взад — вперёд. Он произнес тихим жалобным и вкрадчивым голосом:

— Понятно, что вы расстроены, моя дорогая. Женщины склонны к расстройствам, правда и ещё раз правда. Слабый пол, да? — он засмеялся, чтобы показать своё сочувствие.