Я не вижу отчетливо, как льется кровь с ладони левой руки десятника, но мое воображение дорисовывает картину. Казалось, что все, мое войско потеряло пусть и строптивого, но сильного и умелого воина и командира, но Стоян, все же не сдавался, не позволял, навалившемуся на его врагу продавить меч до горла десятника.

Вдруг, Стоян убрал леву руку, одновременно чуть сместился вправо, оставляя пространство возле себя, куда и завалился противник, меч которого съехал по клинку десятника. Резко выхватив нож из-за сапога, Стоян нанес один удар засапожником в бок завалившегося врага, после еще… еще… еще. Десятник, будто вошел в состояние аффекта, все ударяя и ударяя ножом в одно и то же место на теле своего поверженного врага. Или он с одного удара не пробил кольчугу?

Чего хотел, осознанно ли, или ведомым животными инстинктами, Стоян добился. Враг повержен и с трудом, опираясь на меч, десятник встал, что-то вещая всем воинам, которые только что стали свидетелями поединка своих лидеров. Вражеские воины, оставшиеся без предводителя, или же по договоренности об итогах поединка, начинали бросать оружие и сдаваться.

— Бей! — прокричал Геркул и три порока-катапульты устремили камни в сторону еще одного корабля, частично его накрывая.

Оставшиеся два судна, командиры кораблей, наверняка уверились, что их участь предрешена. Это понимание, а следом и действия, пришли после того, как камни убили, или сильно ранили с десяток воинов. Потому начали кричать о сдаче. Победа! И первый опыт водных сражений. Не самый плохой. Но есть над чем подумать, есть что изменить.

Нам достались три корабля, один из которых был сильно потрепан, потому я уже решил, что это судно пойдет на разборку. Разберем на доски и будет нам дополнительное прикрытие от вражеских стрел.

Три корабля, а так же кое-что, что успели спасти из одного из догорающих корабля, устремились к берегу. На веслах сидели пленные, ну а воины-победители не прекращали радоваться и восклицать.

— По предрассветному бою доложи! — приказал я Стояну на, собранном через час после сражения на реке, Военном Совете.

Докладывал десятник. Он уже не казался спесивым, но был счастливым. План разрабатывал по большей степени я, видимо, потому десятник и выглядел дисциплинированным военным, уверился, наконец, в моей компетенции. Или даже появилась уверенность в том, что я приношу удачу. При всем христианском мировоззрении, которое постепенно, но завоевывает сознание людей, вера в удачу, «свою звезду», судьбу, благоволение хоть бы и духов воды, не уходит окончательно. Язычество из сознания так просто не выковыривается, оно передается из поколения в поколение.

— Ладьи были набиты снедью, там и рыба и вяленое мясо, овес и пшено, даже гречневая крупа есть, но не много. Видать не выгрузили корабли, а направили сразу нас сторожить. Кольчуги взяли, почитай полсотни луков, да не менее трех тысяч стрел, — докладывал Стоян.

Три тысячи стрел! Вот это более всего полезный бонус. Хотя, и кольчуги нужны, еда… Нет среди трофев того, что не нужно, кроме только что пленных. А что насчет кольчуг, так у нас оставшиеся лучники-однодеревочники без защиты. Или нет? Мы же взяли уже доспехов трофеями из битвы. Впрочем нам бы день простоять, да ночь продержаться, а там найдем и людей для кольчуг и кольчуги для людей.

Еда, это так же, бесспорно, важно, как и сами ладьи. А вот что делать с людьми? С пленными? Я не знал.

— Сколь много полоняных? — спросил я.

Примерное количество было понятным, но было важно, уместятся ли они на одну ладью, или нет.

— Почитай, что шесть десятков будет, — отвечал Стоян.

Много, в одну ладью если и влезли бы, то только, кабы штабелями положить.

— Ладно, пока давайте обсудим дела наши боевые… — сказал я, удобнее усаживаясь на бревно.

— Тревога! — неожиданно закричали вокруг.