— Уф, чайку бы теперь! — вздохнул Ухарь.

— Это мигом! — сказал Димка и умчался наверх.

И правда, пока мы одевались и заправляли кровати, и пока Ухарь делал огромные, поперек всей буханки, бутерброды с маслом, Димка развел костер и вскипятил чай. Но в заварке его почему-то оказалась манка, поэтому получилось что-то мутновато-густоватое — то ли кашечай, то ли чаекаша, однако с голодухи все сошло, и Ухарь даже похвалил:

— Молодец, Баба-Яга!

— М-м! — гордо стукнув себя по груди, мыкнул с набитым ртом Димка, не забыв снова нацепить на голое пузо ремень.

Сдув с края стола хлебные крошки, Ухарь облокотился на него левой рукой и произнес:

— Повторим наши задачи: натянуть палатки — раз! — И он стал не загибать пальцы открытой ладони, а разгибать их из кулака. — Вычистить и промыть питьевой бак — два! Расставить кровати в кубриках — три!.. Что еще?

— Все! — сказал Рэкс.

— Нет, еще что-то.

— А, этот... для флага на плацу! — вспомнил Димка.

— Правильно! Врыть флагшток — четыре!

— Если успеем! — уточнил я наказ Давлета.

— Не успеем, — заметил Рэкс.

— Должны успеть, — подчеркнул Ухарь. — Давлет рассчитал, наверное, а не тяп-ляп! Правда, он думал, что мы встанем в семь часов, а не в десять. Но этот пересып на нашей совести, так что надо выкручиваться.

— Выкрутимся! — заверил Димка. — Да, плюс эта... всякая срочная помощь по лагерю!

— О, верно! Итого — пять! — Ухарь потряс левой пятерней и растопырил правую. — И нас пятеро. Значит, мы должны вот так! — И он сцепил обе руки в мертвый замок.

Димка зачарованно повторил этот жест, словно на молнию застегнув свои ладони.

И мы направились в склад.

Палатки лежали в углу. Одну мы выволокли на середину пола, раскатили для удобства захвата и по команде Ухаря «три-четыре» разом вскинули на горбушки. Нам с Димкой, стоявшим последними, помог Егор Семенович. Сгорбившись в три погибели и ничего не видя, кроме своих сапог, я в то же время, точно мигом раздвоившись и послав своего двойника на крышу гальюна, видел все: кругло скрученная, толстая и длинная, как анаконда, тяжело, словно налитая ртутью, провисая между носильщиками, палатка выбралась из склада, будто из логова, и поползла к каркасам, изгибаясь от разнобойных шагов и шевеля хвостом, потому что меня с Димкой мотало из стороны в сторону.

Семенивший передо мной Митька вдруг запнулся и упал. Избыток тяжести хлынул на меня, и я растянулся, прижулькнутый к земле палаткой, как огуречным деревом король из «Приключений Мюн-хаузена». По закону доминушек, поставленных на попа, следом рухнул и Димка. Он охнул и притворился мертвым.

— Ну, локшадины!— натужно ругнулся Рэкс, которому тоже добавилось тяжести.

— Подъем! — скомандовал Ухарь, заламывая шею. — Митяй, подайся ближе к мальцам!

— У них и так один хвост!

— Подайся-подайся!

— Брандахлысты!— буркнул Митька.

С трудом приподняв «анаконду», мы двинулись дальше. У камбуза проурчала машина, и плотники, увидев нас, завосклицали наперебой:

— Ого, ребятня!

— Вкалывают!

— Давай-давай!

Среди них был, наверно, и папа. Я обрадовался и поднатужился изо всей мочи. Но тут внезапно восхищенные голоса плотников перекрыл возмущенный голос начальника лагеря:

— Это вы что, только начали? Ну, десантнички! — «Анаконда» наша замерла.