— Да-a, артистка! — заключил Ухарь. — У нас дома тоже кошка есть, но дура дурой!

— А что такое «локшадин»? — спросил я.

— Это Рэкс изобрел.

— А как Рэкса звать?

— Рэкса?.. Женька, — не сразу припомнил Ухарь. — Но для нас он всю жизнь Рэкс. Мы ведь не обманули старика, Рэкс — это действительно его фамилия.

— Странная. А как нам его звать?

— Тоже Рэксом.

— А он не того?..

— Не должен. Фамилия же. Конечно, собачкой тут попахивает, но ведь Пушкин тоже пахнет пушкой, а Гоголь — вообще смех, если вдуматься, а привыкли. Кстати, Рэкс по-латыни — король, так что ничего смертельного.

— Тогда, может, Королем и звать? — не унимался я.

— Ну, какой он король, он Рэкс.

— А тебя как звать?

— Ухарь.

— А по-настоящему?

— Олег.

— А мы как должны звать?

— Ухарем, наверно.

— А ты не того?..

— Не должен.

— А может, Олегом лучше?

— Да зови хоть горшком, только в печку не ставь!

— А как тебе приятнее?

— Хм! — усмехнулся Олег. — Мне приятнее, когда меня оставляют в покое. Я не сейчас имею в виду, а вообще. О, наконец-то! — воскликнул он.

На откосе появилось первое-ведро.

Бак был здоровым, по плечи Олегу, с танковым люком и с двумя кранами: один у самого днища, а второй чуть выше. Отвинтив нижний, Олег лил воду сперва так, чтобы смыть главную грязь — и правда, потекла темная жижа, — потом закрутил его и открыл второй, сказав, что будет наполнять бак до тех пор, пока не побежит из этого, верхнего крана.

И ведра пошли, поехали как по щучьему велению.

Из задней двери камбуза вышел Давлет, покружил вокруг колесной электростанции, которую привезли вчера, так как прокладка ЛЭП затягивалась, и крикнул нам:

— Ну, пустили насос?

— Пустили, — ответил Олег, натужно перебирая веревку — ему досталась самая тяжелая точка.

— Прекрасно! — и Давлет исчез.

Передав Димке пустое ведро и подхватив полуна-полненное, я семенил к подмостям, когда Шкилдесса, с фырканьем вылетев из кустов, бешено взметнулась на столб под самый настил, треугольно взъерошив спину и утробно урча. Кого-то испугалась.

Я глянул подальше и вдруг прямо, метрах в десяти, увидел в траве черную собаку, которая, вывалив на сторону парной язык, то приседала нетерпеливо, то вскакивала, ища пропавшую кошку. Поймав мой взгляд, она со сдержанной досадой гавкнула и бочком-бочком отступила к кустам. А там, почти слившись с зеленью, стоял высокий и тощий мужчина. Приподняв кепку, он почесывал мизинцем макушку и, щурясь, озадаченно изучал камбуз, точно давно не ел и теперь прикидывает, как бы поесть.

Я так и застыл, согнувшись и не смея опустить ведро на землю. Перед глазами что-то мелькнуло.

— Лей! — сказал Олег.

— Бич! — прохрипел я, кивая в лес.

Ухарь живо обернулся, прячась, как от выстрела, за бак, и тут же, пронзительно-коротко свистнув два раза подряд, быстро спустился по лестнице. Вдоль цепной водокачки прозвенели брошенные ведра, и Митька с Рэксом, которым был, видно, понятен этот сигнал, мигом очутились у подмостей. Димка — тоже. Не сводя взгляда с мужика, Ухарь шепнул углами губ:

— Тихо, парни! Пошли!

И мы впятером направились в осинник.

Пес зарычал и кинулся было на нас, но, пораженный нашей невозмутимостью, отпрянул и, скуля, улепетнул за хозяина.