Но залив был предательски пуст.

А вскоре лагерь оживился и как бы зажурчал, точно пересохший ручей, опять наполнившийся водой, и тут же из кустов вывалилась на урез гомонящая ватага, в центре которой были Давлет, мичман Фабианский и Ухарь. По общему возбуждению я понял, что все в порядке, и крикнул, потрясая ружьем:

— Э-ге-гей!

— Э-гей! — отозвался Димка, первым взлетел на палубу и хриплым шепотом сообщил, что Ухаря избили на горе и мопед чуть не отобрали. — Мы бегали ловить, но те пятки смазали! Война будет! Пушку бы скорей! — добавил он — уже для Давлета.

— С настоящими снарядами? — подыграл Филипп Андреевич.

— Ага!

— И тебя бы — пушкарем, ага?

— А-а! — заверещал Димка.

— Пушка едет!

Начальник взял у меня ружье, разрядил его и прошел в штаб. Я хотел по всей форме доложить, что за его отсутствие ничего не произошло, но понял, что сейчас не до этого, и протиснулся к Олегу. На его лице не заметно было ни синяков, ни царапин, а лишь пот да пыльные разводы. Филипп Андреевич сел за стол, сдвинул влево пишущую машинку, маленькую, черную, с нерусским названием, выдернул из стакана карандаш и вздохнул.

— Вот теперь рассказывай!

— Значит, так! Увольнение мое кончалось в четырнадцать ноль-ноль, поэтому из дома я выехал в двенадцать, с запасом, — мало ли что! — начал Олег.

И нарисовалась такая картина.

Поднявшись на перевал, к ретранслятору, Олег остановился, чтобы дать мопеду остыть и чтобы, по-моему, в последний раз вволю накуриться. Не услел он заглушить двигателя, как из кустов вышли трое парней Олегиного возраста.

— Привет! — сказал один, самый крепенький, в тельняшке под курткой и в газетной пилотке.

— Привет! — ответил Олег.

— Это «Ермак» там, внизу?

— «Ермак».

— Ты оттуда?

— Оттуда.

— Это у вас форма такая? Ничего форма, а, ребята? Нам бы такую! Махнемся? Он приподнял свою газетную пилотку, но Олег промолчал. — Не хочешь. Ну, дай закурить!

— Нету.

 — А если обыщем? — Олег опять промолчал, чувствуя, что назревают события, и прикидывая, какие именно и как из них выпутаться. — Не хочешь. Ну, дай тогда прокатиться! — продолжал наращивать нахальство парень в тельняшке.

И переходя от слов к делу — цап справа за руль, второй подступил слева, а третий встал впереди, у колеса. Олег понял, что если откажет, то с ним разделаются сразу — одному ему не устоять против троих, готовых к схватке. Оставалось только тянуть время, надеясь на случайную выручку — Рая, например, подоспеет с обедом. Олег мельком глянул на часы — двенадцать тридцать. Рая будет тут лишь через полчаса. Столько не протянуть.

— Прокатитесь, — сказал он, и парни, явно не ожидавшие такого жеста, как-то растерялись и расслабились. — И шлем нате, — заботливо добавил Олег, расстегивая пряжку под подбородком, — а то здесь круто и заносит на гравии.

Остальное произошло в считанные секунды.

Рывком сдернув шлем, Олег внезапно трахнул им по голове морячка, так что газетная пилотка на нем звучно лопнула, а сам он, отпустив руль, застыл в каком-то удивлении, высоко подняв плечи. Левой ногой двинув второму по голени, Олег почти одновременно резким поворотом колеса ударил по коленям третьего, и дал газу. И был таков! Только шлем, вырвавшийся из рук при ударе, остался там, да вслед неслись ругательства.

— Примчался, крикнул парней и — туда, а тех поминай как звали, — закончил Олег. — Конечно, с полчаса прошло, можно умахать. И шлем уперли, гады!

Во время рассказа Давлет молчал и даже не глядел на Олега, а, шевеля губами и бровями, старательно рисовал какие-то мелкие цветочки.