|
С такой силой это причудливое сходство овладевает моим воображением, что однажды, охваченный благоговейным изумлением и, как мне теперь сдается, малость повредившись рассудком, я схватил садовую лопату и принялся копать землю вокруг фундамента, с особенным тщанием налегая на лопату по его углам, в смутной надежде наткнуться на некое обветшалое свидетельство того давнего дня, когда сюда, рассеивая мрак, проникал небесный луч, в то время как каменщики закладывали основание камина — под палящим августовским солнцем или же в мартовскую непогоду. Усердно орудуя тупым инструментом, я с понятным неудовольствием встретил бесцеремонно вторгшегося ко мне соседа, который зашел в дом по делу, а когда ему сказали, что я спустился в подвал, заявил, что не желает лишний раз меня утруждать и отправился ко мне сам: вот так-то он и застал меня врасплох, с лопатой в руке.
— Ищете клад, сэр? — Нет, сэр, — вздрогнув от неожиданности, отвечал я. — Я просто — кха! — прости… как бы вам это сказать… окапываю землю вокруг камина. — Ах вон оно что! Взрыхляете почву — чтобы лучше рос? Не сочли ли вы, сэр, что ваш камин отстает в развитии и особенно верхушкой слаб? — Сэр! — вскричал я, отбросив лопату в сторону. — Вы, кажется, переходите на личности? Я и мой камин… — На личности?! — Сэр, камин для меня — прежде всего личность, а не простое сооружение из кирпича. Камин здесь — полновластный монарх. Я же — его ничтожный и многотерпеливый подданный. Нет уж, никогда я не позволял никаких насмешек ни над собой, ни над моим камином!.. И вот с тех пор мой сосед в моем присутствии ни разу не позволил себе отозваться о камине пренебрежительно — напротив, при упоминании о нем неизменно присовокуплял какой-нибудь комплимент. Камин по праву заслуживает уважительного к себе отношения. Вот он высится, гордо и одиноко, и перед вами не какое-нибудь там демократическое собрание дымоходов, а ни дать ни взять его величество император всея Руси — истинный, неограниченный самодержец. Мне самому его действительные размеры представляются порой невероятными. С виду он не так грандиозен, как на самом деле, — даже в нижней своей части. На глаз о его величине можно составить лишь смутное представление, поскольку всякий раз восприятию доступна только одна из четырех сторон, ширина каковой двенадцать футов. Однако прочие стороны также имеют по двенадцать футов, и целое явно образует квадрат; если же двенадцать помножить на двенадцать, в итоге получается сто сорок четыре. Следовательно, обоснованно судить о величине камина можно, лишь вторгаясь в область высшей математики и используя выкладки, весьма сходные с теми, посредством которых вычисляются астрономами ошеломляющие расстояния между галактиками. Надо ли говорить о том, что в стенах моего дома никаких дымоходов не сыщешь? Все они сгрудились посередине, объединившись в один мощный камин, по четырем сторонам которого, в два яруса, расположены очаги; и студеной зимней ночью, когда мои домочадцы и гости, прежде чем пойти в постель, греются в кресле у камелька, все они, быть может сами о том не подозревая, смотрят друг другу в лицо, и ноги их вытянуты по направлению к одному центру; когда же они отправляются спать, то укладываются вокруг одной-единственной на всех источающей тепло печи, словно племя ирокезов, ночующих в лесу вокруг груды тлеющих углей. И подобно тому, как огонь не только согревает индейцев, но и отпугивает волков и прочих диких зверей, так и курящийся из трубы моего камина дымок отваживает по ночам взломщиков и бандитов из города, крадущихся в поисках добычи: кто из грабителей дерзнет проникнуть в жилище, где камин топится беспрерывно, оповещая о том, что, хотя обитатели дома мирно покоятся под одеялами, огонь у них не дремлет, и стоит только забить тревогу, как тут же будут зажжены свечи и возгорится порох на полках мушкетов. |
