Здесь, испросив у супруги соизволения, я должен подробнее обрисовать ее неутомимо деятельную натуру. Мы с ней почти ровесники, но душой она так же молода, как моя гнедая кобыла Мушка, которая прошлой осенью сбросила меня на землю. Фигура у моей супруги стройная на загляденье: хотя в роду у нее все страдали от ревматизма, она с ним вовсе не знается, зато меня радикулит скрючивает порой так, что я начинаю походить на столетнюю яблоню. У супруги моей никогда ничего не болит, разве что зубы иногда ее донимают. А какой у нее слух! Стоит мне войти в дом в пыльных башмаках, как она тут же просыпается в спальне наверху. А какова зоркость! Наша служанка Бидди рассказывает своим подругам, что хозяйка приметит пятнышко на кухонной полке, даже если его нарочно прикрыть оловянным блюдом. Движется она с той же живостью, что мыслит и чувствует. Кончина от летаргии ей никак не грозит. Помню, как долгой декабрьской ночью она не сомкнула глаз, детально разрабатывая в уме план завтрашней кампании. Она словно рождена для того, чтобы беспрерывно носиться с разными проектами. Сентенция поэта «все существующее верно» — не для нее. Девиз моей супруги: «Все существующее неверно», а коль так, все существующее подлежит переделке, причем немедленной… Девиз воистину грозный для спутника ее жизни — старого созерцателя, чья душа воскресает каждый седьмой день недели, когда полагается быть праздным, и кто даже в будний день готов, из благочестивого ужаса перед трудолюбивым рвением, описать круг в четверть мили, лишь бы не встретить на дороге человека, поглощенного работой.

Говорят, браки совершаются на небесах — допустим, что так оно и есть, однако моя супруга явилась бы достойной парой для Петра Великого или же Питера Пайпера. Нечего сомневаться, какой идеальный порядок она навела бы в громадной разбросанной империи первого и с каким рьяным усердием пособила бы второму собрать бочонок рассыпанного маринованного перца.

Но поразительнее всего то, что супруга моя и мысли не допускает о своем неизбежном конце. Ее юношеское недоверие как к самому понятию смерти, так и к неопровержимой ее реальности поневоле заставляет усомниться в ее христианских убеждениях. Моя супруга, бесспорно, должна была бы ясно отдавать себе отчет в том, что пора ее первой молодости давно миновала, но, похоже, старческого увядания она ничуть не опасается и надеется, что немощь преклонных лет останется ей неведома. В старость она попросту не верит. Услышав у дубравы Мамре диковинное предвещание, моя супруга не рассмеялась бы про себя, как жена старого Авраама.

И вот посудите, каково мне приходится, когда я посиживаю в уютной сени моего камина и мирно покуриваю мою трубку, не заботясь о том, что пепел сыплется к моим ногам: пепел — что ж, пусть он попадает всюду, лишь бы не набивался в рот; и так вот я пребываю, ничем не волнуемый, и пепел, несомненно, напоминает мне, что горение даже самой пылкой человеческой жизни обращается в прах; посудите же, каково мне приходится от поистине непозволительной напористости моей супруги! Иногда я способен относиться к ее жизненной энергии с мудрым спокойствием, но гораздо чаще она возмущает ровную гладь моей души и покрывает ее мелкой рябью.

Если справедливо утверждение, что в браке сходятся противоположности, то поистине роковая неизбежность свела нас вместе! Равно нетерпимая к прошлому и настоящему, моя супруга, словно кружка имбирного пива, переполнена до краев всяческими замыслами и проектами; она неустанно исполняет свои хозяйственные обязанности и переполняет кладовую соленьями и маринадами в неусыпном попечении о будущем; нетерпеливая к любым новостям, она ждет не дождется газет и с жадностью набрасывается на письма.