Цвела – забубённая, росла – ножевая,

         А теперь вдруг свесилась, словно неживая.

         Думы мои, думы! Боль в висках и темени.

         Промотал я молодость без поры, без времени.

         Как случилось-сталось, сам не понимаю.

         Ночью жесткую подушку к сердцу прижимаю.

         Лейся, песня звонкая, вылей трель унылую.

         В темноте мне кажется – обнимаю милую.

         За окном гармоника и сиянье месяца.

         Только знаю – милая никогда не встретится.

         Эх, любовь-калинушка, кровь – заря вишневая,

         Как гитара старая и как песня новая.

         С теми же улыбками, радостью и муками,

         Что певалось дедами, то поется внуками.

         Пейте, пойте в юности, бейте в жизнь без промаха —

         Все равно любимая отцветет черемухой.

         Я отцвел, не знаю где. В пьянстве, что ли? В славе ли?

         В молодости нравился, а теперь оставили.

         Потому хорошая песня у соловушки,

         Песня панихидная по моей головушке.

         Цвела – забубённая, была – ножевая,

         А теперь вдруг свесилась, словно неживая.

    1925

«Ну, целуй меня, целуй…»

         Ну, целуй меня, целуй,

         Хоть до крови, хоть до боли.

         Не в ладу с холодной волей

         Кипяток сердечных струй.

         Опрокинутая кружка

         Средь веселых не для нас.

         Понимай, моя подружка,

         На земле живут лишь раз!

         Оглядись спокойным взором,

         Посмотри: во мгле сырой

         Месяц, словно желтый ворон,

         Кружит, вьется над землей.

         Ну, целуй же! Так хочу я.

         Песню тлен пропел и мне.

         Видно, смерть мою почуял

         Тот, кто вьется в вышине.