Изменить размер шрифта - +
Телефон взял секретарь, я оставил ему свой новый номер, поспрашивал о здоровье царевича. Меня узнали, поэтому ответили обстоятельно – встает с постели, играет, вчера даже гуляли на улице.

Второй звонок совершил в дом Лохтиной. Хозяйку не застал, зато поговорил с ее мужем, действительным статским советником. Владимир Михайлович был холоден, сообщил, что не одобряет знакомств жены со мной, никакой номер передавать не будет и вообще просит больше не звонить. Ну ничего, я не расстроился – просто попытаюсь застать в следующий раз саму Лохтину. Это связь я прерывать не собирался.

Зато мне очень обрадовались в клинике доктора Калмейера. Трубку взял сам профессор, громко заговорил со мной:

– Григорий, голубчик, куда же вы пропали? Привезли ваш аппарат, господин Лохтин все сделал. Нужна консультация!

Вот статский советник – бука, а дело сделал! Пообещал днями зайти в клинику и помочь чем могу.

Хотели меня видеть и в Зимнем. Секретарь Столыпина записал мой номер, сообщил, что со мной свяжутся.

После этого обзвона, я сходил проверить Дрюню. Боец не унывал, откуда то достал грифельную доску и мелом что-то на ней рисовал, лежа. Рядом сидело двое детей младшего возраста и белобрысый подросток с заячьей губой.

– Учитесь? – я погладил по голове девочку лет семи-восьми.

– Скучно, отче – вздохнул Дрюня – Вот штудируем счет.

– Вечером соберем всех взрослых. Начнем их тоже учить.

Парень уронил мел:

– Взрослых??

– Ты же отходил год в Политехнический? Вот и вспомнишь азы. Ничего сложного не надо. Чтение, математика, чистописание…

Поболтав с Дрюней, я вышел во двор. Тут кипела работа. Бабы собирались на Обводной стираться, мужики кололи дрова, красили забор, даже кобели были кем-то заботливо вычесаны.

– Отец родной! – ко мне подошла семейная пара. Жена вся такая опрятная, лучащаяся улыбкой. Муж сгорбленный крепыш. Под сорок лет оба – Не ладно, что Красного угла то нет в доме.

Бывший хозяин и правда, забрал все иконы.

– Схожу в соседний храм, попрошу батюшку – покивал я – Вот, глянь, Григорий Ефимович – крепыш снял короб со спины, достал оттуда древнюю, почти черную икону. Богоматерь держала на руках младенца Христа. Смотрела на него грустно-грустно!

– Откуда сие?

– Отец отдал в руки, умирая. Список с Иверской иконы. Древний.

– Вижу, что древний – я посмотрел внимательно на пару – А детки-то ваши где?

– Так умерли в голод то – улыбнулась женщина – Все трое. А я с той поры неплодна.

– Что же тут радостного? – удивился я.

– Детки наши нынче у престола Господнего. Отмаливают наши грехи. На душе хорошо!

Да… просто тут относятся к детской смертности. Дай бог один из трех доживает до подросткового возраста.

Семейная пара оказалась из Поволжья. Мужа звали Федотом. Жену Авдотьей. Голод, говорят, страшный был, да не в одной губернии, ели лебеду, крапиву… «Житья никакого не стало» – заключил Федот – «Снялись и пошли по белому свету, так и ходим, почитай, пятнадцать лет без малого». Пятнадцать лет! Это их, значит, в великий голод 1891-93 годов зацепило, помню, изучали на факультете. Катастрофа была настоящая, впервые дело до иностранной помощи дошло.

– Вот что… В Красный угол я иконы найду. А эту – я посмотрел на Богоматерь – Повесьте на стену дома, что глядит на улицу, над входом. Пущай плотник сделает доминку малую под икону, да место для лампадки.

– Так даже лучше – покивал Федот – Идет человек по улице и видит, что тута люди Божьи живут

 

* * *

Оставил личный состав обживаться под надзором капитана с боцманом, а сам к портному, примерка же.

Быстрый переход