– Мне сложно поддержать или опровергнуть эту теорию. Но если ты считаешь, что это уважение, спасение, благое дело, то выбирать она будет такое место, которое нравится ей самой. И оно будет точно из новых.

Аксель хотел что-то сказать, но осекся. Перед внутренним взглядом вновь встало нежное лицо Энн с ярко-зелеными глазами. Она редко красилась, но выглядела так, будто только что сошла с обложки модного журнала. Он пропадал в этих глазах. Ведь каждую секунду, дурак, чувствовал, что что-то не то. В ее взгляде он иногда замечал нечто знакомое, темное, но отбрасывал догадки в сторону, как только оказывался рядом. Ее внутренняя тьма прекрасно маскировалась, и детектив был рад обманываться.

– Я понял, где она, – сказал он Марку. – Позвони Старсгарду. Мне нужна скорая и наряд у Лесного озера, запиши координаты.

Грин продиктовал коллеге ориентиры и маршрутные точки, выбросил недокуренную сигарету и бегом бросился к мотоциклу. Он понял, куда Энн повезла ребенка. Она не может перемещаться на мотоцикле, значит, едет на машине. От офиса Ковальской по таким пробкам до Озера ехать два часа. При плохом раскладе как минимум уже тридцать минут она там наедине с ребенком. Это значит, что у Акселя максимум двадцать минут. Или Меган уже мертва, а убийца скрылась. Грин прыгнул на свой мотоцикл, надеясь, что мощный и верный железный конь не подведет его и в этот раз.

Аксель на лету застегнул шлем и пригнулся к рулю. Улицы, машины и прохожие слились в единый размытый поток. Ему кто-то сигналил, он дважды или трижды пролетел на красный, бесчисленное количество раз перестроился в плотных рядах, сбрасывая скорость до шестидесяти километров, но через мгновение снова уходил в сто двадцать, сто восемьдесят, двести двадцать. Вылетев за пределы кольцевой городской дороги, Грин оказался на пригородном трехполосном шоссе. Дополнительная реверсивная полоса была отдана потоку на выезд из города, и детектив занял ее, чувствуя слабую надежду на то, что он все-таки успеет.

Двигатель ревел. Аксель уже ничего не слышал, а весь мир сузился до черно-серого полотна асфальта, которое вело его к месту назначения. Будто перед смертью перед внутренним взором проходили картинки, связанные с Энн. Ее губы, запах ее волос, странное пьянящее ощущение, которое отключало его инстинкт самосохранения в моменты близости, ее голос, слова, которые она говорила ему. Некоторое время назад она призналась ему в любви. Не ожидая от него ответного признания и ничего не требуя. Они сидели на шкуре рядом с кроватью, пили вино. Энн укуталась в просторный шелковый халат, прижалась к его обнаженному телу, повернула голову и вдруг прошептала, что очень сильно любит его и не знает, что ей с этим чувством делать. Аксель ответил, что в нем нет ничего постыдного или плохого, на что Энн заметила, что она до этого момента считала, что влюбиться неспособна. Тогда он принял это за кокетство, но сейчас понял, в чем дело. Энн – это Эдола Мирдол, забеременевшая в детском доме от насильственного сексуального контакта со стороны одного из работников, а потом потеряла этого ребенка, который умер в мучениях, задохнулся. Она лежала в психиатрической клинике, где ее приводили в чувство. И в тот же год она впервые убила. Что происходило в ее голове? Почему она не справилась с собственной болью и пошла на такое?

Аксель до крови закусил губу. Он так задумался, что чуть не пропустил нужный поворот. Крутанув руль, он заложил вираж, выровнял мотоцикл и резко сбросил скорость. Он не стремился скрыть свое появление. Энн, если она там, точно услышала, что кто-то съезжает с трассы. До озера оставалось метров пятьсот. Аксель снова набрал скорость, встав над седлом, чтобы ногами нивелировать кочки.