Изменить размер шрифта - +
Посреди просторного фойе стояла не собранная до конца рама два метра в длину и метра полтора в ширину. Ее наклонили под углом в сорок пять градусов, сделав упоры из дерева. Судя по всему, падал как раз один из таких упоров. Под рамой на полу валялся ребенок. Оторванные у рамы нити и разорванная на плечах и бедрах кожа свидетельствовали о том, что ребенок сорвался с креплений и упал на пол, когда маньяк создавал свою картину.

– Ни с места! – предупредил стажер, почувствовав, что Рафаэль собирается изменить положение.

Магдер был облачен в плотный хирургический костюм, ноги в бахилах, обвязанных скотчем, на талии резиновый ремень, удерживающий не самую комфортную одежду, на руках – хирургические перчатки белого цвета, в левой руке скальпель. На голове шапочка, на глазах – прозрачные очки. Костюм заляпан кровью. У ног стоит ведро с ней же, рядом разбросаны кисти. Под ребенком на полу лежит измазанный холст. Он пытался создать картину нового типа, но что-то пошло не так.

– Я должен дорисовать, офицер Логан, – неожиданно спокойным голосом проговорил убийца.

Говарду не удавалось поймать выражение его глаз, очки надежно скрывали эмоции, ослепляя полицейского. Скальпель против пистолета вряд ли поможет, но стажер вполне отдавал себе отчет в том, что он не имеет достаточно опыта, чтобы остановить маньяка.

– Урок рисования окончен, – сказал Говард. – И ваши состязания с Эдолой тоже.

Алексон покачнулся.

– Эдола? Что с ней?

– Сдалась. Раскаялась перед своим мужчиной и будет проходить лечение.

Он блефовал. Нагло врал этому человеку, нащупав ту тонкую нить, которая позволит перехватить инициативу и заковать его в наручники. Сестра – единственная женщина, которая была ему дорога, и единственный человек, кто имел на него влияние. Убийца упал на одно колено, глухо застонал. Пнул раму, отчего она слетела с упоров и рухнула на тело ребенка. Взмахнув рукой, он сделал резкий жест, который Говард не сразу смог опознать. Лишь когда на белом воротнике костюма проступила кровь, он понял, что случилось. До того как Логан подскочил к убийце и вырвал у него из рук скальпель, ударив по пальцам, тот успел чиркнуть лезвием еще раз. Кровь брызнула во все стороны – он перерезал сонную артерию.

Логан отбросил в сторону скальпель, попытался зажать рану, но Рафаэль пнул его с неожиданной силой. Полицейский отлетел назад и ударился спиной об арку, ведущую на кухню. На мгновение потемнело в глазах. Тряхнув головой, он вскочил, вернулся к слабо дергающемуся маньяку, снова попытался зажать рану. За эти несколько секунд кровь залила фойе. Рафаэль дернул ногой, случайно попал в ведро, и приготовленная им смесь для рисования опрокинулась на незаконченную картину, его самого, Говарда, который коленом прижал убийцу к полу, а сам держал его шею что есть сил, пытаясь спасти ему жизнь. Чтобы он мог предстать перед судом и ответить за все, что сделал. Чтобы помог найти других детей. Рассказал обо всем, что творил в течение почти десяти лет.

В помещении едко, тошнотворно пахло кровью и страхом. Мужчины молча боролись за жизнь, но Логан проиграл. Маньяк затих. Его руки, вцепившиеся в пальцы полицейского в попытке оторвать их от шеи, расслабились и упали на пол, он почти перестал дергаться, очки сбились на переносицу. Небольшие колючие глаза застыли, не сводя потустороннего взгляда со стажера.

Говард выругался. Он чувствовал себя никчемным ребенком, который только что провалил самое важное задание. Освободив одну руку, он вытащил из кармана телефон и вызвал наряд, скорую, бросил телефон на пол, посмотрел на Рафаэля. Снова попытался зажать рану, но понял, что это бесполезно – уж слишком глубоко вошел скальпель. При таких ранениях спасение – чудо. Рафаэль, видимо, чуда не заслужил. Стажер облажался. Он рассчитывал выбить почву из-под ног маньяка, но вместо этого лишил его смысла существования.

Быстрый переход