Но было и много чего другого. Мама – такая сияющая, веселая, совсем безо всякой гордости. Он старался на нее не смотреть. Сам он был гордый.

И еще этот дом, «Уорингс», темный, старый, и всюду странный запах, он тут все время дрожал от страха.

Больше так нельзя. И он решил бежать. Все очень просто. Он все обдумал. По карте. Разработал план. И вот Хупер пронюхал и сказал, что тоже пойдет. Он будет шпионить, следить, караулить, теперь от него никуда не денешься. А бежать вместе с Хупером, который станет дразниться, цепляться, вредить, – хуже нет, это хуже всего на свете. Хуже даже, чем бежать одному.

Джозеф Хупер будто заново родился. Он решил вызвать декораторов и переделать чердаки и даже устроить воскресный утренний прием в честь перехода «Уорингса» в его собственность. Следовало пригласить кое-кого из Лондона, наладить связи с соседями, укрепить свое положение в округе.

– Вы у меня гору сняли с плеч, – сказал он миссис Хелине Киншоу. – Вы придали мне силы. Я уже не чувствую себя таким одиноким.

Он сам подивился своим словам, потому что принадлежал к числу людей сдержанных и скорее строгих правил.

Они были довольны друг другом и тем, как устраивается жизнь, и оттого так просто выговаривались фразы:

– Как хорошо, что мальчики все время вместе! Как приятно, что они подружились! Как им обоим это полезно! – Они пространно рассуждали о своих детях, ничуть не подозревая об истине.

Миссис Хелина Киншоу с головой окунулась в устройство воскресного утреннего приема, на который пригласили так много видных людей. Она думала: «Жизнь меняется, все налаживается. Ох, какая я умница, что сюда приехала!»

– Я еду на день в Лондон, с мистером Хупером.

У Киншоу екнуло сердце. Больше такого случая не представится.

– Уезжаем из дому ни свет ни заря, к первому поезду. – Миссис Киншоу волновалась, как девушка. Надо было кучу вещей купить для воскресного приема, и еще она собиралась подыскать элегантное новое платье. Она чудесно проветрится. Джозеф Хупер предложил ей эту поездку как-то скованно, мялся, но, кажется, его тронула ее готовность, он даже улыбнулся.

– Ох, только как же мальчики? Как же мы их на целый день бросим?

Потому что она теперь очень старалась заботиться о них одинаково, не выделять собственного сына.

– Ну, миссис Боуленд за ними приглядит, и они ведь разумные существа, не младенцы. К тому же им будет интересно, они насладятся свободой!

Миссис Киншоу смотрела в окно своей гостиной и думала: «Я ему нравлюсь, он берет меня с собой в Лондон». Правда, вообще-то речь шла только о дороге, туда – обратно, а весь день он собирался провести на службе.

Ей было чуточку совестно, что не хочется брать с собой Чарльза. Он сказал:

– А я бы все равно не поехал. Мне тут лучше. – Но она боялась поверить, она очень старалась быть хорошей матерью, вечно беспокоилась, так ли она взглянула, то ли сказала в его присутствии.

«Ну, – она подумала, – теперь пора и о себе вспомнить», и она открыла дверцу шкафа и стала выбирать, что бы надеть в дорогу.

Он выйдет рано-рано, еще раньше их, он выйдет на рассвете. Они и не подумают заходить к нему в комнату. И тогда целый день до позднего вечера никто ничего не узнает. Миссис Боуленд решит, что он гуляет где-то, она никогда ничего не замечает.

Правда, может, мама, когда вернется из Лондона, зайдет к нему в комнату. Что ж, придется рискнуть; вот и все. Или как-нибудь так положить одеяло и подушку? Нет, ничего не получится, она всегда наклоняется к нему, щека к щеке, если она зайдет в комнату, она сразу узнает.