И вдруг он вспомнил про веревку. И ему даже странно стало, как это он про нее сразу не подумал. Он положил на камни обструганную палку и пошел к ранцу. Сзади раздался шум – это насилу поднялся с земли Хупер. Сперва Киншоу на него и не оглянулся. Он разглядывал веревку. Моток был большой, крепкий. Наверное, длиннющая веревка.

Когда он повернулся, он увидел, что Хупер скорчился над водой и его рвет. Киншоу заволновался. Хупера перестало рвать. Он вытер рот рукавом.

– Ну как, все? – спросил Киншоу.

Хупер распрямился. Его передернуло. Он все смотрел вниз, на воду. Киншоу подошел ближе.

– Хупер, знаешь чего. Я, наверно, пойду погляжу, может, опушку найду.

Хупер тут же уставился на него в испуге. Лицо сделалось серое, как прокисшее молоко.

– Нет, ты заблудишься.

– Не заблужусь. Я привяжу к дереву веревку и буду все время разматывать. Кто-то в истории так делал, они тогда от быка спаслись. Или от кого-то там еще. В общем, это сила. Может, мы даже у опушки, а сами не знаем. Я пройду во все стороны и погляжу, может, где есть просвет. В общем, мы лучше разберемся, где чего. Так будет правильно.

– По-моему, глупости все это. А сам говорил, костер разведем, варить будем.

– Вот вернусь – и будем. Хочешь – пока разжигай.

Хупер посмотрел на воду.

– Может, я рыбу поймаю.

– Ну и порядок.

– Киншоу, только ты все равно не уходи.

Киншоу засомневался. Он подумал: боится один оставаться. И сказал:

– Я недолго.

– Мало ли что будет. Вдруг веревка оборвется.

– Я все равно вернусь.

– А вдруг...

– Ну что, что вдруг-то?

– Не знаю. Мало ли.

– Нет, ты скажи!

– Лес ведь. Мало ли чего.

– Ничего с тобой не случится. Вот посмотришь.

Хупер сел на корточки и стал водить по воде рукой, нашаривать рыбу.

– Ладно. Иди, раз ты такой дурак. Заблудишься и пускай, мне-то что.

Киншоу сказал:

– Я тут спички для костра оставил.

Хупер даже не взглянул в его сторону.

Он зашагал прочь от реки под прямым углом, к деревьям. На краю поляны он привязал веревку к ветке, на шесть узлов. И пошел, а веревка разматывалась.

Впереди были сплошные деревья. Они росли плотно, а чуть подальше опять мешались с ежевикой и пышным подлеском. Здесь пока было еще светло, а потом куда темнее. Значит, какая уж там опушка. Стояла тишина. Меньше пахло сыростью, чаще пролетали птицы и больше пели. Он свернул влево, и поляна скрылась из виду, но ничего – веревка сзади шуршала по стволам. Впереди начиналась непролазная заросль, и он решил туда не соваться: вдруг порвется веревка. Куда ни посмотришь – лесу не было конца. Ему стало тесно и душно, небо застила густая зеленая темень.

Кролик сидел на голом корне чуть не под ногами у Киншоу. Киншоу остановился. Он подумал: можно его убить. И мы его зажарим. Он и перочинный ножик захватил. А то – чего бы он зря болтал насчет охоты. Если кончатся запасы в ранце, а они все не найдут дорогу, им придется охотиться.

Кролик его не замечал. Киншоу не дыша подошел еще на шаг. Зверек повернул голову и пугливо на него посмотрел. Он увидел, как у кролика дрожат ноздри. Глазки были очень блестящие и почти прозрачные. Киншоу бросился вперед, упал на кролика и прижал его к земле. Мягкое тельце задрыгалось, затрепыхалось и вдруг стихло. Оно было теплое. Киншоу вспомнил, как он трогал того, другого кролика. Он осторожно отвел руки, потом крепко обхватил кролика с обоих боков и приподнял. Лапки отчаянно задергались, и глазки, он увидел, налились кровью и выкатились от ужаса.